Виктор Лаваль - Подменыш [litres]

Он коснулся лба ребенка – и тем самым разрушил заклинание.

Шипы.

Его пальцы наткнулись на целый пучок.

Именно такое ощущение у него возникло. Они оказались достаточно острыми, чтобы разорвать кожу, Аполлон с удивлением отдернул руку и только через несколько секунд заметил кровь на безымянном пальце. Он поранился, когда погладил мертвого ребенка.

Аполлон постарался успокоиться, потом снова коснулся тела, но на этот раз постарался касаться только голубого одеяльца, в которое оно было завернуто. Внутри могилы мир оставался темным, но над ней сияло восходящее солнце. Аполлон вытащил тело из гроба, оно оказалось легче и меньше, чем он помнил. Сквозь ткань одеяла он чувствовал узловатую массу, словно держал на весу осиное гнездо, а не ребенка. Он настолько привык к запаху земли после долгих часов, проведенных с лопатой в руках, что перестал ощущать другие запахи.

Между тем остававшийся наверху Патрис закашлялся.

– Это отвратительно, – сказал он.

Аполлон оглянулся через плечо, увидел, что Патрис напуган больше его самого, и представил, как он сейчас выглядит: грязная кожа, лицо и шея, спина, живот и руки – все покрыто землей, не осталось ни одного чистого места. И что он достал из могилы сына? Аполлон встал с колен, поднял ребенка выше, и в свете утреннего солнца сумел разглядеть, что оказалось у него в руках.

Оно выглядело как спутанные грязные волосы. То, что выуживаешь из сточной трубы в ванной комнате в заброшенном доме, склеившееся и заскорузлое. Но чудовищным его делали размеры шестимесячного ребенка. Фунты и фунты волос – меха? – спутанных и переплетенных так плотно, что они больше походили на колючую проволоку.

Как он мог принять это за ребенка?

За своего сына?

Аполлон продолжал держать жуткое существо, но у него появилось отчаянное желание швырнуть его обратно в землю и вымыть руки святой водой. Его затошнило, он наклонился вперед и едва не выронил свою находку, еще раз посмотрел на нее – и снова ощутил позыв к рвоте. Несмотря на одеяло, кожа Аполлона зудела от отвращения.

– Какого дьявола, – пробормотал Патрис и отшатнулся от могилы.

Это было уже слишком. По неосторожности он наступил на другую могилу, в которой была похоронена женщина по имени Кэтрин Линтон.

Шотландцы называют это гламер .

Колдовство .

Иллюзия, позволяющая вещам казаться чем-то другим .

Так вот что он кормил, пеленал, обнимал и носил на руках? Этому существу он пел по вечерам, когда Эмма стала отказываться к нему подходить? Его он возил в парк ранним утром, где встречался с другими отцами? Он подумал об Иде, которая держит на руках свою фальшивую сестру, ребенка, вырезанного из куска льда, и любит ее так, словно она живая.

Аполлон обнаружил, что не может бросить это существо обратно, но одновременно хотел – испытывал необходимость – оказаться от него как можно дальше. Он вытянул руки. Одеяло соскользнуло и теперь, когда мерзкое чудище оказалось полностью открытым, оно стало еще больше походить на осиное гнездо, серое, со свалявшимися волосами, будто сотканными в единое целое. Но за слоями волос Аполлон заметил что-то еще. Он думал, что порезал палец о колючку, но он ошибся. Тут и там наружу торчали фрагменты зубов, осколки костей и обломки ногтей.

– Эмма, – прошептал он. – Мне следовало тебе поверить.

Потом сквозь одеяло он ощутил нечто новое. Дрожь.

Движение.

В усиливающемся свете Аполлон увидел, как внутри маленького тела что-то шевелится. Он посмотрел на лицо или то место, где лицу следовало быть, и увидел две полукруглых канавки, словно глазные впадины выровняли мягкой глиной. Ниже шла тонкая линия – рот.

Рот.

А еще ниже, где должна находиться грудь, глубоко внутри, Аполлон разглядел небольшой комок. Сердце? Оно очень слабо билось.

Охваченный тихим ужасом, Аполлон не мог отвести глаз от жуткого зрелища, жалея, что никогда не сможет забыть то, что увидел. Его передернуло, и он почувствовал, что едва держится на ногах. А потом произошло нечто гораздо хуже биения сердца – тело начало двигаться . Комок в центре поднимался и опускался. Снова и снова. Извиваясь, как червяк, он добрался до тонкой линии рта, который приоткрылся. Происходящее невозможно было назвать иначе – существо сделало вдох, словно теперь, когда его извлекли из-под земли, снова обрело способность дышать.

Но то, что Аполлон разглядел внутри маленького тела, вовсе не было сердцем. Вместо него нечеловеческий рот изрыгнул массу водяных клопов, по меньшей мере дюжину, каждый величиной с серебряный доллар. Они извивались на голубом одеяле и пытались добраться до рук Аполлона. А потом поползли вверх, к его шее и лицу.

Аполлон взвыл. Как животное, а не как человек. Он бросил тело, голубое одеяло полетело в дальний угол могилы и опустилось на край гроба. Аполлон принялся стряхивать водяных клопов с рук, но один из них добрался до шеи, и Аполлон почувствовал, как его колючие ноги касаются его кожи, насекомое устремилось к щеке. Аполлон едва не сорвал себе кожу, только чтобы от него избавиться.

Между тем тело, ребенок, упало вниз под углом, и казалось, будто оно сидит и наблюдает за ним. Аполлон все еще чувствовал клопа на своей коже. Дикое отвращение наполнило его инстинктом уничтожения, Аполлон нашел кирку и обрушил ее на гроб. Звук получился такой, словно он рубил дрова.

За несколько минут он уничтожил гроб, а бетонную основу превратил в пыль. В четверть шестого раннее утреннее солнце поднялось на особенно чистое утреннее небо. Защебетали птицы. Ночь ушла, а стоявший в могиле Аполлон поднял кирку, целясь в жуткое существо.

Но что-то в его позе тревожило Аполлона. Или, если уж быть точным, показалось знакомым. Под таким углом оно могло быть ребенком, сидящим на специальном стульчике за кухонным столом. На самом деле оно и было ребенком, и Аполлон его кормил – кормил это – ложку за ложкой: яблочное пюре, йогурт или пюре из сладкого картофеля.

Аполлон опустил кирку. Несмотря на отвращение, которое он испытывал, он снова взял существо на руки. Без одеяла шершавая поверхность тела норовила рассечь кожу у него на руках, и ему пришлось держать его осторожно.

Аполлон сосредоточил внимание на лице, глазные впадины, тонкая линия рта, который так и не закрылся. Существо напоминало спящего ребенка, и Аполлону захотелось его успокоить. Это не было сознательной реакцией, а чем-то первичным, инстинктивным. Он начал укачивать странное существо, держа его на одной руке, поддерживая головку другой. Левой рукой он коснулся того места, где должны находиться брови.

Аполлон провел пальцем вниз. Когда-то он видел здесь лицо сына. Потом постучал по тому месту, где должен быть нос. Нос, который он так любил. Сколько раз он его целовал? Тысячу за неделю. Аполлон поднес палец ко рту существа. Он часто постукивал им по губам Брайана, пытаясь определить момент, когда начнут резаться зубы.