Роберт Блох - Рассказы. Том 5. Одержимость [Компиляция, сетевое издание]

Да и гонения на ведьм, к несчастью, подорвали культ. И вот пробил час Рудсфорда, ради этого его люди собраны воедино.

Как только стаи дьявольских слуг обрушатся на города и заявят на них свои права во имя Хозяина, — пред ними тотчас расступятся все. Сегодня мятежи бродят в колониях; многих тяготит церковное бремя и налоги короля. Они восстанут, ежели их должным образом поощрить. Остальным — чума и мор, бури и голод по наущению Дьявола.

Стоит только набраться храбрости! Набег на деревню, вылазка в город, так постепенно мы подомнем под себя всю страну — глядишь, год-другой, и она падет. Вряд ли матушка-Англия обратит взор на свои непокорные колониальные владения, а если и обратит, то всегда есть штормы с туманами, и неведомые твари только и ждут призыва из морских илистых глубин.

Тогда Америка и в правду станет сатанинской вотчиной! Антихрист одержит верх над Царствием Небесным, и нечестивая Федерация нового мира могла бы даже со временем возвеличиться до того, чтобы низринуть церкви Старого света.

— Но вас так мало, — возразил Гидеон, при этом понимая, что здесь кроется какая-то тайна.

— Однако, как вы наверняка догадываетесь, мы неуязвимы, — усмехнулся в ответ Доркас Фрай. — В этом и есть наша сила! Как только враги в городе и деревне поймут это, они тут же обратятся в бегство. Безусловно, вам и так обо всем известно.

— Конечно, — кивнул Гидеон.

— А теперь мы должны начать приготовления к шабашу, приготовления к пришествию Хозяина. Он провозгласит день и час своего правления, и явит нам свою волю с Великого холма.

Итак, они неуязвимы.

Гидеон размышлял над всем этим, пока Доркас опять что-то бубнил себе под нос. Скоро наступит канун Дня Всех Святых и ночь жертвоприношения. Тогда [15] они собираются нанести удар возмездия.

Они прибыли сюда более чем сотню лет назад, и детей у них нет. Гидеон собрал воедино все намеки, и Доркас поведал ему о грядущем празднике, о заклании скота, о детях, которых должны выкрасть из Уэллса.

Вреда им причинить было нельзя, а кладбищ в Рудсфорде не имелось вовсе. Гидеон взирал на Доркаса, тот держал речь как человек, пил как человек, выглядел так же, как любой из живущих, ни больше ни меньше.

Человекоподобный. Рудсфорд населяли ожившие мертвецы!

Вот в чем тайна. Ради этого они заложили свои души Дьяволу — чтобы протянуть дольше положенного им срока. В мгновение ока Гидеон вспомнил не только про отсутствие детей, но и о засилье стариков. Ему припомнилось то ликование, с каким они рассказывали о выловленных утопленниках — новых обителях для потерянных, проклятых душ. Вскоре армия нежити будет повсюду наводить ужас в стране и нести гибель благоверным. Скоро. Очень скоро.

— В канун шабаша мы будем окончательно готовы, — монотонно произнес Доркас.

Гидеон знал, что до его наступления остается всего три ночи. Вскоре после этого он покинул дом колдуна, но не раньше, чем луна взошла над сводами холмов [16]. Он уже знал о том, что грядущей ночью на его долю выпало седьмое место в шабаше [17], но что со всем этим делать, оставалось по-прежнему не ясно.

Когда проповедник скользнул в темноте к деревьям, нависшими над Рудсфордом, в голове у Гидеона крутилось лишь одно.

До шабаша осталось всего три ночи…

Угрюмое солнце село за холмы, что высились на западе и мрачная тьма сошла на Новую Англию. В десятках тысяч домов шептались молитвы, в сотнях деревень приносили дары, читали заклинания и писали заговоры на оберегах; двери были заперты, а церкви затворены. Это ли не канун всех святых, вертеп черного Лорда? Это была пора жуткого морока, порчи, летучей мрази, вырванного из груди окровавленного сердца, черного тельца на заклание, хнычущих детей, похищенных из дома, рогатого месяца, огня жертвенника [18].

Паскуантоги возносили известные им одним молитвы, а женщины их бормотали о чем-то сами с собой в полумраке вигвама. Лачуги, где обитали одни старухи да седые деды пустовали, и телки с кошками, тоже куда-то делись. Что касается великого Коттона Мэзера, то он слег в постель из-за колик, напущенных дьяволом.

Это была священная Месса, и с северных холмов приглушенно пульсируя, несся барабанный рокот, песнь шабаша. Он словно нашептывал тайны, погребенные под суровыми утесами Новой Англии, что были стары уже тогда, когда первобытный человек с воем, спотыкаясь, ковылял сквозь мрак осенней ночи. Казалось, все это скопом бросало вызов самому здравому смыслу. Иной раз, они будто выбивали послания, созывая на грядущие пирушки участников с того света.

В Рудсфорде, лежащем под зловещей луной, не осталось ни души, но за лесом, на большом холме, все уже собрались. Женщины под уздцы вели бычков, мужчины были умащены колдовскими мазями; празднующие, сойдясь в круг, присели на корточки на заплесневелом дерне в большом каменном круге. Рядом с ними, скорчась и плотно прижавшись друг к другу, копошились косматые орды ночи — фамильяры, отпрыски Абаддона.

Гидеон Годфри стоял у алтарного камня, вглядываясь в темноту, обступившую по кругу холмы. Ему оказали большую честь быть в числе трех, избранных вести волов на заклание. Привязанные животные печально мычали, покачивая массивными головами. К их рогам прикрепили черные свечи, а лоснящиеся тела источали аромат. Копыта позолотили, гривы заплели, и они стояли, вдыхая запах колдовской мази, восходящий от полураздетой толпы сектантов у алтарного холма.

Гидеону посчастливилось стоять рядом с волами, потому как веселье разошлось не на шутку. Неописуемая истерия воцарилась среди холмов. Толпа мельтешила и визжала, гремела, плясала и улюлюкала в честь Люцифера, а барабаны продолжали бить, сотрясая небосвод, как будто суля еще нечто большее.

Как только вино было подано, его тут же распили и вот оно уже смешалось с кровью. В факельных вспышках возникали и таяли одна за другой картины непристойного торжества. Гидеон в отрешении стоял около волов, а рядом с ним был Доркас Фрай, лицо которого скрывал капюшон. Из-под него торчали козлиные рожки, символизируя жреческий ранг в ритуале шабаша.

Ни один из них не проронил ни слова. Проповедник уже целых три дня избегал Фрая. Интересно, было ли вдомек старику о его проделке здесь, в лесу, после того как он улизнул тогда в полночь. Годфри думал о том, какой у него собственно план — выжидал, время от времени поглядывая на алтарный камень, устланный черной скатертью для серебряной чаши и серебряного жертвенного ножа.

Но ни ждать, ни гадать времени уже не оставалось. Барабаны выбивали нечто во тьме; нечто пульсировало и трепетало, нечто парило и словно обретало очертания. И вот Доркас в рогатой короне прошествовал к алтарю, и первого вола вывели вперед, дабы он преклонил колени под ножом. Дело было сделано, чаша наполнена, и барабаны прогремели литанию старшему пастырю.