Татьяна Мастрюкова - Болотница

Тут я представила себе, что все местные тоже сидят у себя на кухне и смотрят в угол, и немножко поплакала. Я боялась теперь проверять, так ли это. Боялась просить их о помощи.

И что бы я им сказала? Попросила бы вызвать полицию, потому что моя мама выглядит и ведёт себя как-то странно? И продавщица с золотым зубом говорила, что здесь никто не поможет, если что случится…

Я сидела до тех пор, пока не начало смеркаться. За всё это время ни на дорогу, ни из дома никто не вышел, не включил радио (странно, ведь пожилые люди обычно постоянно громко слушают радио или оставляют работающим на полную катушку телевизор, даже если не смотрят его), не гремел вёдрами.

Вспомнив, что давно не ела, пощипала смородину с куста, растущего тут же, у забора, но меня от волнения даже подташнивало, и голода я совсем не чувствовала.

Даже когда я в открытую обдирала чужие кусты, никто так и не вышел ко мне, не спросил, что я здесь делаю.

Тогда я пошла к нашему дому, тихонько открыла калитку и прислушалась. Мне показалось, что где-то очень далеко квакали лягушки, но в ушах так шумело и стучало, что мне пришлось несколько минут стоять, обхватив голову руками, чтобы успокоиться. Я хотела позвать маму, но в горле внезапно пересохло, язык стал как бумага. Никогда ещё я так не трусила.

Окно кухни было черным-черно. От мысли, что мама продолжает сидеть там в полной темноте, на том же месте, в той же позе, и не моргая смотреть в угол и улыбаться, мне снова захотелось плакать.

Стараясь не шуметь, я быстро юркнула на мою яблоню. Несмотря на тёплый вечер, меня трясло мелкой дрожью, так что чуть телефон из рук не выпал. От такой жуткой возможности меня бросило в холодный пот, и я закрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов, чтобы унять панику. Наконец я посмотрела на экран. Он слабо светился, но я постаралась максимально прикрыть его футболкой, чтобы не было заметно.

Блин! Батарея была уже наполовину разряжена, зарядка в доме, да и какой толк в том, что я смогу её достать, если негде подзаряжаться?

Но это было ещё полбеды. Сеть то появлялась, то пропадала, как нарочно. Стоило мне только начать набирать папин номер, как телефон становился бесполезной игрушкой, которая к тому же скоро разрядится. Наконец максимально тихо мне удалось изогнуться и поймать слабый, но всё же устойчивый сигнал.

– Папочка, папочка, ну давай же, давай, – лихорадочно бормотала я про себя, тыкая экран, и тут опять замерла и в который раз покрылась холодным липким потом.

Тихо-тихо скрипнула входная дверь, едва слышно зашуршали мелкие камушки, которыми была посыпана дорожка вокруг дома, и из-за угла показалась знакомая фигура. В темноте выделялся светлым пятном крестьянский сарафан в мелкий цветочек. Только двигалась она совсем незнакомо. Плечи чуть сгорблены, руки опущены вдоль тела, будто плети, ноги словно и не сгибаются в коленях, но движения все очень осторожные и тихие. Фигура подняла голову и медленно огляделась, будто прислушиваясь. Мне показалась, что её лицо растянуто в той же страшной улыбке.

Почему я решила, что та сущность, что прикинулась моей мамой, будет сидеть дома? Наверняка в темноте и на улице она чувствует себя свободнее, чем в помещении. Я вдруг подумала, что в том углу кухни, куда сидела, уставившись, мама, на стене висела маленькая иконка. Я даже не обращала внимания, кто там изображён. Что, если при свете дня, пока было видно изображённое на иконе, ничто злое не могло сдвинуться с места и навредить мне? Мне и маме…

Я не могла назвать её мамой, но и зомби её называть у меня язык не поворачивался. Зомби могли быть кем-то другим, и плевать на них, а это моя мамулечка…

Вдруг я чётко поняла, что если сейчас начну звонить папе, то эта сущность безусловно услышит меня. Если она подойдёт к яблоне, то я точно не смогу спуститься. Сколько она будет здесь стоять? А вдруг она лазает по деревьям? У мамы это всегда неплохо получалось…

Я чуть не заорала, когда рядом со мной послышался шелест. Но это только ветер пошевелил листьями старой яблони. И донёс до меня болотный запах, хотя и совсем слабый, но внезапно вызвавший рвотный рефлекс. Я с трудом сдержалась.

Тёмная фигура у дома продолжала стоять на том же самом месте, на углу дома, будто принюхиваясь. Мне показалось, что она смотрит прямо на меня.

Вот медленно-медленно пошла вдоль дома, мимо окон, будто что-то потеряла. Мне даже на мгновение представилось, что сейчас мама заберётся обратно к себе в комнату через окно, но она прошла мимо до угла, где снова остановилась и стала смотреть на участок, медленно поворачивая голову туда-сюда. Действительно принюхивается. Самое ужасное, что лунный свет отражался от её глаз, так что они блестели, как у кошки, но одновременно с этим отблеск был тусклым и каким-то неживым. Это было настолько жутко и неестественно, и невозможно, что мне пришлось до боли сжать зубы, чтобы не заорать.

У меня начали затекать ноги, но я боялась пошевелиться. Случайно бросив взгляд на экран телефона и увидев маленькие столбики, означающие уровень сигнала, я непроизвольно нажала на кнопку вызова и тут же прижала телефон к самому уху, снизив звук почти до еле слышимого минимума.

Только то, что сущность, принявшая мамин облик, была достаточно близко, заставило меня сдержать стон досады. «Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее». Как же я могла забыть, что спящий папа обладает завидной способностью не реагировать ни на какие посторонние звуки, кроме будильника, подключённого к стереосистеме! А мама, моя нормальная мама, наоборот, просыпается от любого шороха и будит, если надо, нас, поэтому папа взял за привычку на ночь свой телефон отключать, а то ему вечно приходят какие-то эсэмэски и оповещения в любое время суток. Наверное, это тоже одна из причин, по которой место для отдыха папа всегда выбирает совсем уж дремучее и далёкое от цивилизации.

Теперь до утра ему никак не дозвонишься.

Только я об этом подумала, как мамина фигура покачнулась и медленно двинулась, едва слышно шелестя травой, вглубь участка.

Молниеносно подобрав под себя ноги, стиснув зубы и стараясь не обращать внимания на покалывание в онемевших ступнях, я, дрожа всем телом и только чудом сохраняя равновесие, принялась следить за мамой.

Если она подойдёт к моей интернет-яблоне, я заору. Никогда ещё мне не было так страшно.

Белеющая в темноте фигура с глазами-фонариками, будто у хэллоуинской тыквы, прошлась по периметру участка медленно, как во сне. Несколько раз мне казалось, что сейчас она подойдёт к моей яблоне, но это место словно окружала невидимая стена, которую фигура, не замечая, обходила.

Иногда она останавливалась, и опять мне казалось, что только для того, чтобы принюхаться. И всякий раз это было жутко, так жутко, что я с трудом удерживала рыдания.