Татьяна Мастрюкова - Болотница

Я очень устала. Казалось, во мне образовалась какая-то пустота: ни мыслей, ни эмоций, ничего. Только горечь. На меня напало какое-то отупение.

Может быть, я даже задремала с открытыми глазами.

Какая же эта Анцыбаловка ужасная глушь. Не к кому обратиться за помощью. За всё время из местных жителей я видела только угрюмого старика и нелюдимую старушку. Хотя родители упоминали ещё трёх-четырёх старушек, якобы тоже проживающих в деревне. Но, хотя некоторые дома казались более-менее обитаемыми, их хозяек я ни разу не встречала. И мне было даже страшно представить, кто открыл бы мне дверь, постучись я в один из этих всегда запертых домов. Да и та бабулька, которую мы прошлый раз с мамой видели, хотя и смотрела на нас в упор, никак не реагировала на приветствие. Либо она глуховата, либо воспринимала нас как плод своего воображения, что ничуть не способствовало желанию всё же попытаться наладить с ней общение.

Папа, сам городской житель, обожал такие глухие деревенские места. В детстве его самым ярким, самым, наверное, счастливым воспоминанием была жизнь вместе с дедушкой и бабушкой в отдалённом селении, где не было ни телефонов, ни телевидения, ни электричества, ни водопровода. И людей там тоже особо-то и не было. По старинке дома отапливались печами, а с наступлением сумерек все просто-напросто ложились спать. Маленькому мальчишке всё казалось замечательным приключением: и катание на лошадях, везущих телегу с сеном, и колка дров для печи, и баня, и даже работа в огороде. Поэтому папа был уверен, что нам с мамой в любой глуши будет так же весело, как было ему в детстве. Даже понятия не имею, почему мама никогда его в этом не разубеждала. Иногда взрослые поступали совершенно нелогично, как я уже не раз говорила.

Вспомнив о папе, я оставила чашку, перепрыгнула через побеждённую коробку и побежала на интернет-яблоню звонить ему.

В трубке так дико трещало и шипело, что гудки были едва слышны. Не хватало только, чтобы телефон сломался.

Я начала плакать ещё до того, как услышала родной папин голос.

– Вичка, извини, доченька, я очень сильно занят, – не дав мне и слова сказать, сразу начал озабоченно тараторить папа. Голос его то словно приближался, то удалялся, как бы волнами. Связь была отвратительной. – Что? Что ты говоришь? Очень плохо слышно. Треск один. Мы с мамой разговаривали недавно, всё у неё спроси. Целую. Отдыхай! Пока! – и папа отключился.

Не веря своим ушам, я снова набрала его, но номер уже был недоступен. Как мама могла с ним недавно разговаривать? Недавно – это когда? Вчера? Сегодня?

Я сразу же набрала мамин номер. Вызов шёл, но ни гудков, ни даже потрескиваний слышно не было, только тишина. А потом всё просто прекратилось. Будто я и не звонила никуда. Мне даже пришлось зайти в список недавних вызовов, чтобы убедиться, что мне ничего не привиделось.

Теперь я осталась совсем одна. И решать проблемы я тоже должна одна.

Я было подумала обратиться в полицию, но ясно представила, как деревенские полицейские слушают мой сбивчивый рассказ про ушедшую сегодня ночью в лес и до сих пор не вернувшуюся маму, про то, что в неё кто-то вселился, что папа сказал не беспокоиться и что он с ней разговаривал, что у мамы есть мобильный телефон, но всё равно она в беде. И как они переглядываются и не отпускают меня домой, как начинают задавать вопросы про моё здоровье, как отвозят меня в больницу и обследуют, словно психически больную, как вызывают папу, а ещё раньше какую-нибудь службу опеки… И никто-никто в это время не предпринимает ничего для спасения моей мамы…

Тут я разозлилась, что всё так несправедливо; разозлилась на маму, что она позволила так дурацки собой овладеть; на папу, что он отмахнулся от меня, будто дурацкая его работа важнее дочки; на дурацких соседей, которым наплевать; на дурацкий колодец, из-за которого всё так вышло…

Пулей слетев с дерева, я с ломом наперевес бросилась к проклятому колодцу и принялась с остервенением бить крышку. Я била и била, лупила и кричала, и плакала, пока не выбилась из сил.

Малина с куста немного меня утешила. Нигде я не видела такой сочной, крупной ягоды, пригибающей ветки куста аж к самой земле. И совсем не червивая, и даже обычных для малинника клопов нет.

Наверняка в этом есть какая-то магия, из-за близости проклятого колодца. Даже в местном лесу, мне кажется, такой крупной ягоды не было.

Подумав о магии, я сразу вспомнила про плетёную коробку с чердака. Удивительно, сколько сил я потратила на то, чтобы достать её, и так быстро забыла про неё.

Всякий раз неожиданно начинавший гудеть холодильник нервировал меня, поэтому я решила продолжать осмотр на улице.

Волоком протащив коробку через порог и ступеньки из дома на улицу, поближе к интернет-яблоне, я поднатужилась и перевернула плетёный короб, высыпав содержимое прямо на траву.

Поднялось облачко пыли и трухи, заставившее меня расчихаться.

Вперемешку в траве валялись мотки пеньковой верёвки, завёрнутые в ломкие от времени жёлтые газетные листы швейные принадлежности и какая-то трава, от времени превратившаяся в пыль, отрывной календарь за 1987 год, пустой пузырёк из-под таблеток валерьянки со странным осадком на стенках изнутри, цветастые тряпки, сразу напомнившие мне мамин сарафан, спичечный коробок с аккуратно наломанными веточками какого-то, судя по всему, кустарника вместо спичек внутри, и тонкие брошюрки. Я быстро пролистала их. Качества они были самого дрянного и больше напоминали по виду инструкции к каким-то приборам, которые никто никогда не читает. Однако это были не рекламные брошюры, и их явно читали, судя по пометкам на полях, сделанным простым и красным карандашами, и по вложенным в качестве закладок обрывкам тетрадных листочков в клеточку. Все они были изданы в середине 1990-х и содержали в себе какие-то истории про инопланетян, нечистую силу, приметы и суеверия, перемежающиеся заклинаниями и молитвами, иногда похожими на христианские, а чаще всего – полная галиматья, где святые угодники соседствовали с домовыми и кикиморами. То есть такого же плана книжки, как тот сборник страшилок, напугавший меня рассказом про оборотня. Только тот оборотень совсем уже не ужасал меня.

Я обратила внимание, что все закладки и пометки касались историй, связанных с лесом и водой. Встречи с якобы лешими, наводнения, заблудившиеся в знакомом месте охотники, заклинания против блуждающих огней и прочих кикимор. В глаза бросилась подчёркнутая красным карандашом фраза: « Сами по себе вещи не обладают магией. Только человек может наделить вещь магией, сделать её талисманом, оберегом или превратить в артефакт, приносящий проклятие ».