Дмитрий Костюкевич - Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов

– Как ты путешествуешь по измерениям, не теряя связи с Реальностью?

– А как ты преобразуешь энергию воды? – отмахнулся Иллюзионист. – Я – создатель Картины, ты – здесь и сейчас – Водяной. Но ветвление необходимо прекратить, ткань единой Реальности не бесконечна, скопившаяся масса слоёв может разорвать её…

Кабук придержал за плечо Иллюзиониста, заглянул в глаза.

– Так ты хочешь сказать, что я никуда не путешествую – просто пложу новых себя?!

– Именно.

– Сколько их? Что с ними стало?!

– Десятки, с разными судьбами. Неизменно лишь одно: ты встречаешь её и влюбляешься. А затем бежишь – от непонимания, потери или отчаяния, снова и снова. Тебе кажется, что бежишь.

– Можно сигарету? – сипло попросил Водяной.

– Конечно, – в руках Иллюзиониста появился портсигар.

Щёлкнув крышкой, он протянул сигарету собеседнику.

Водяной кивнул, но прикуривать не стал, а сунул сигарету в нагрудный карман.

– С моей ветвью у тебя не будет проблем, Иллюзионист. В этом… слое, я ещё не пользовался твоей Картиной.

– Знаю.

Обойдя по кругу все залы галереи: шелкографии, холодного оружия, ювелирный, книжный – они вновь оказались перед Картиной. Помолчав, Водяной предложил:

– Уничтожь её. Запечатай, или как ты там это делаешь. А может, нужно убить меня? Это не так просто…

– Непросто, – согласился Иллюзионист. – Нет нужды убивать тебя или запечатывать Картину сейчас. Это можно сделать после того, как ты уйдёшь.

– Не понимаю.

– Я не справляюсь, – в голосе Иллюзиониста сквозила усталость. Какое-то время он рассматривал Картину, а затем продолжил: – Понимаешь, Картина помогает создавать новый мир, опираясь на твои фантазию, воспоминания, желания, страхи. Остальное достраивает, играя случайными числами. Сам понимаешь, количество вариантов, комбинаций после первых же ветвлений множится экспоненциально… Я не могу угнаться за всем и вся в одиночку. Но ты – ты можешь задавать начальные условия… Так вот, я прошу тебя помочь мне. Создай множество таких, как я, чтобы они смогли остановить таких, как ты.

Кабук присел на корточки, уставился в пол.

– Ты понимаешь, о чём я? – спросил Иллюзионист.

– Да… – после паузы ответил Водяной. – Понимаю.

Иллюзионист подошёл к Картине, неуловимым движением вынул из воздуха шёлковую ткань, завернул в неё скованное рамой полотно и протянул Водяному.

Кабук продолжал смотреть под ноги.

– Ты можешь помочь Айве?

– Нет, к сожалению, – чужак всё ещё протягивал ему Картину. – Я – нет. Но это не значит, что выхода не существует…

Водяной резко вскочил, выхватил свёрток, сунул под мышку и направился к лифту. Женщина в кабине отшатнулась при виде его лица – обескровленного и влажного, как у человека, который вскрыл себе вены в горячей ванне.

Кабук добрёл до окраины и двинулся вдоль железнодорожных путей, по одну сторону которых за песочными насыпями начиналось Поле, по другую – одноэтажные домики, разбавленные магазинчиками и клубами. Мрачные металлические фасады со стеклянными крышами: усечённые конусы или полусферы. Стемнело, кое-где в окнах горел свет. Гирлянды фонарей теплились над головой холодными плюхами света.

Водяной достал сигарету. Капля воды, на кончике пальца, вспыхнула синим пламенем. В полутьме мигнул и затлел неяркий глазок сигареты.

Вода. Огонь.

Айва…

Он попытался представить: она не умирает, просто покидает его, уезжает надолго… навсегда… Невыносимо даже предположить, что мир останется без неё – каждый чёртов день, каждая мёртвая ночь…

Цепкая пустота старила мир вокруг, делала его трухлявым, запрограммированным на износ, исчезновение. Он, Кабук, – точка в вакууме, а вокруг плавает мусор: предметы, существа, мысли, стремления. И точке невозможно уйти от себя, нельзя поглотить.

Одиночество… «Смогу ли я жить без неё?»

Ответ был «да». И это ранило ещё больше.

Сигарета дымилась, но не сгорала. Так и не затянувшись, Кабук чертыхнулся и отбросил сигарету в сторону. Прочертив в воздухе алую дугу, та упала на песок и превратилась в мерцающую красную точку. Сколько она будет тлеть? Вечность?

Показалась железнодорожная станция, озарённая красно-зелёными огнями вывески. Водяной никогда не забирался в этот район. Хотя… Именно здесь он впервые встретил Айву! В свой первый «день рождения» в этом мире.

Подойдя ближе, Кабук разглядел на перроне три фигуры, которые о чём-то спорили. В одной – по худобе, ломаной жестикуляции и цилиндру на голове – Водяной узнал Амо.

– Я тут хозяин, и законы мои! – послышался грубый голос. – Башляй!

Приземистый бандит с рыхлым лицом ухмыльнулся. Второй, шестёрка в засаленном спортивном костюме и кепочке, с огрызком сигары в зубах, держался позади старшего.

– Улов нулевой… Ну нету, нету ничего… – ныл Амо. – С чего платить-то?

– Моя территория, сечёшь? – наседал мордатый. – Ты пришёл сюда, я дал тебе «добро» – воруй! Дальше – не мои проблемы. Сечёшь?

– Я отдам… – начал Амо. – Сразу, как только…

Звонко щёлкнула челюсть, голова воришки дёрнулась от зуботычины. Цилиндр отлетел и покатился по перрону.

– Ты, милчек, не сечёшь, – золотозубо усмехнулся рыхлый. – Придётся объяснить по-простому.

В руке авторитета масляно блеснул пистолет.

Водяной вышел из тени.

– Представление закончено.

– Чево-чево?

– Убери ствол.

Кабук оттеснил Амо в сторону. Нарочито медленно пригладил волосы назад, поправил воротник, прикрывающий жабры.

– Он мне должен, – ствол упёрся в грудь Водяного, узкими амбразурами щурились блёклые глазки. – Чё, лошок, стрелки на себя перевести хочешь? Ну-ну…

– Мне плевать, – пожал плечами Кабук. – На тебя. На этот город. Плевать. На богомолов и Поле – плевать. На весь этот мир, агонию моего сознания. Плевать. Но это мой мир – мой! Я – Водяной, слыхал о таком, морда?

Тощий бандит моргнул и сделал шаг назад.

– Водяной? – безразлично пожал плечами толстяк. – Да хоть земляной! Башляй и вали!

– Спрячь игрушку. – Кабук повернулся к вору. – А ты, Амо, иди…

– Хорошо, – тот бросил мимолётный взгляд на бандита, и его рот судорожно распахнулся: – А-а-а…

Блеснула вспышка, но выстрела Водяной не услышал. Тело среагировало рефлекторно. Вода, брызнув изо всех пор, моментально смёрзлась в комок вокруг пули. Большой, размером с человеческую голову кусок льда рухнул вниз и разбился на куски.

Выстрелить второй раз бандит не успел. Коснувшись пистолета, ледяная струя цапнула за жирную пятерню, перепрыгнула на грудь, облепила искажённое лицо. Секундой позже посреди перрона застыла ледяная скульптура. Немного гротескно, но сделано со вкусом.

Бандитская шестёрка, подвывая, бежала в ночь – на четвереньках.