Амброз Бирс - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5 [Компиляция, сетевое издание]

— Тибетская, — сказал голос. — Она изображает Яму, Короля Бесов. Некоторые говорят, что ему поклонялись в доисторической Лемурии, как Ямату, владыке огня.

Девушка быстро обернулась. Ее хозяин был высоким, стройным, смуглым, с прекрасными чертами лица, столь же бледным, как старая слоновая кость. У него были гладкие, черные волосы, с бросающейся в глаза полоской, словно из чистого серебра, которая начиналась у правого виска и зигзагами опускалась к основанию его черепа. Темные глаза были слегка прикрыты, загадочны и задумчивы. Его возраст не возможно было определить. На нем был халат из черного шелка, украшенный извивающимися золотыми драконами.

— Я Антон Зарнак, — сказал он с легкой улыбкой, — а вы мисс де Ривера. Прошу вас, успокойтесь. — Зарнак взглянул на боковой стол, нагруженный хрустальными графинами. — Может, глоток бренди?

— Нет, спасибо, — девушка отступила, опустившись в глубокое кресло. Зарнак кивнул, садясь за стол. Он открыл блокнот и достал ручку.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он.

Дона Тереза заломила руки.

— Доктор, со мной ничего не случилось. Это мой дядя, Дон Себастьян де Ривера. Мы последние оставшиеся в живых представители старой калифорнийской семьи латиноамериканского происхождения. С тех пор, как умерли мои родители, когда я была еще ребенком, Дон Себастьян был моим опекуном и моим дорогим другом. Теперь он страдает от ужасной вещи — отвратительного проклятия — и поэтому я пришла к вам за помощью. Никто больше не сможет помочь; мой дядя запрещает это.

— В самом деле? И в чем проблема?

Дона Тереза опустила голову, скрыв блестящие темные глаза за густыми ресницами.

— Звучит смешно — он боится темноты.

Когда Зарнак ничего не ответил, молодая женщина продолжила торопливо говорить:

— Он не всегда был таким! Когда я была намного моложе, он владел огромными землями в южной Калифорнии, в округе Сантьяго. Он был владельцем ранчо, как и вся наша семья в течение многих, многих поколений. Он был высоким, сильным, настоящим человеком-львом, не боялся ни бога, ни человека, ни дьявола.

— А теперь? — мягко спросил Зарнак. Девушка подняла на него выразительные глаза.

— Теперь он старик, хотя все еще в расцвете сил, — содрогающийся трус, который прячется от темноты; изможденный, привыкший к наркотикам, скрюченный — постаревший раньше времени. Сгорбившийся, словно под тяжестью какой-то страшной и безымянной вины…

— Вы говорите, что ваш дядя боится темноты. Вы можете уточнить?

Она нервно сцепила руки.

— Это был наш священник, именно он попросил меня навестить вас — отец Ксавьер…

— Я знаю его хорошо; отличный человек и прекрасный священник. Пожалуйста, продолжайте.

— Это началось около семи лет назад. В то время я была чуть старше ребенка. Вы должны понять, доктор: наша семья имела ранчо в десять тысяч акров еще со времен первых испанцев. Мы выращивали овец, крупный рогатый скот, зерно. Мой дядя был настоящим человеком-быком; я видела, как он убил гремучую змею голыми руками; однажды он убил гризли тем, что вы называете ножом Боуи. Никогда в жизни он не испытывал горечи страха, теперь же он сжимается за закрытыми шторами, когда падает ночь, надеясь на огонь тысячи свечей, чтобы удержать ночь подальше от себя…

Зарнак ненадолго задумался.

— Ваш дядя обращался к врачам? К психиатру?

— Семейный врач назначил снадобья, тоники и длительный отдых. Мой дядя Дон Себастьян презирает аналитиков. Он считает их немногим более чем колдунами.

— Я немного больше, чем колдун, — с легкой улыбкой заметил Антон Зарнак. — Но, пожалуйста, продолжайте; расскажите мне больше. Любые детали, которые приходят на ум, могут помочь, подскажут ключ…

— Я думаю, что все это началось, когда мой дядя открыл старый индийский курган, который на протяжении столетий стоял на нашей собственности, все многие годы, что мы владели землей, — сказала Дона Тереза. — Я думаю, что он был построен племенем, называемым Мутсун, давно вымершим, по крайней мере, в Калифорнии. Именно после того вторжения в святыню древних мертвецов мой дядя начал меняться.

Какая-то настороженность мелькнула за бесстрастным взглядом Зарнака после упоминания о кургане Мутсун. Он сделал короткую записку в блокноте своей маленькой аккуратной рукой.

— Было ли что-то интересное обнаружено в кургане? — спросил он. Девушка пожала плечами:

— Я не знаю, может быть, антрополог смог бы найти там вещи, представляющие интерес или ценность. Я полагаю, это была могила какого-то старого шамана Мутсун или доктора-призрака или медика, как вы бы его назвали. Мой дядя обнаружил глиняные горшки, разбросанные бусины, скорлупу, кости. Шаман хорошо сохранился, почти как египетская мумия. Но останки, как я помню, превратились в пыль, когда открыли могилу и туда проник воздух.

— Что-нибудь еще было найдено в этой гробнице?

— Ювелирные изделия из чеканной меди — серебряные браслеты с шипами, усеянные полированной бирюзой — был странный нагрудный кулон, вырезанный из черного вулканического стекла…

— Обсидиан? Это интересно, — прокомментировал Зарнак.

— Через несколько месяцев после вскрытия кургана, мой дядя начал проявлять особые стремления, чтобы избежать темноты. В течение года он внезапно продал всю нашу землю сопернику и привез меня сюда на восток. Я надеялась, что мы переедем в Сан-Франциско, город, который мне очень нравится, но нет, мы должны были оставить просторы всего нашего континента между нами и нашим родовым домом. Мы сняли домик на прекрасной усаженной деревьями улице у бульвара Парка и с тех пор живем в уединении.

— Пока здоровье вашего дяди не пошло на убыль?

— За эти семь лет он сморщился и превратился в старика, хрупкого и страшного. Я уверена, это не физическое заболевание; семейный врач уверяет меня, что это всего лишь нервы. Как я уже упоминала, дядя отказывается консультироваться с психиатром. Даже со священником; я хороший католик, я надеюсь. Мой дядя безразличен к Церкви, он поддерживает ее, но редко посещает. Он не был на исповеди в течение многих лет, как я помню. Иногда я боюсь за его душу.

— Расскажите мне побольше о его страхе перед темнотой.

— Это звучит абсурдно и по-детски, не так ли? Но для него опасность реальна. В дневное время он достаточно нормальный, общается со мной, разговаривает, даже шутит. Но когда приближаются сумерки, дядя приказывает слугам закрыть шторы над каждым окном и зажечь весь свет. Затем он уходит в свою комнату. Она защищена от тьмы мощными электрическими лампами, установленными таким образом, что ни в одном углу не прячется тень. Он ненавидит даже тени. И он постоянно боится отключения электроэнергии; каждая комната дома содержит десятки канделябров и фонарей со свежими батареями. Страшно видеть, как взрослый человек сгибается перед ночными страхами…