Амброз Бирс - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5 [Компиляция, сетевое издание]

— Все в порядке? — резко спросил он. Она беззвучно кивнула, затем объяснила, что предупреждения по радио о временном отключении электроэнергии привели ее дядю в исступление от страха и что все слуги зажгли множество свечей в его комнатах по мере возможности.

— Веди меня прямо к своему дяде, я умоляю тебя! Я должен взять с собой черную табличку, чтобы нейтрализовать ее…

Они поднялись по лестнице и вошли в комнаты, где жил Дон Себастьян. На каждой столешнице стояли серебряные канделябры, уставленные тонкими свечами, и все электрические лампы горели на полную мощность. Комната была настолько ярко освещена, что даже тени в дальних уголках были рассеяны. Сам Дон Себастьян был в ужасном состоянии, его руки дрожали, слюна собиралась по углам рта. Казалось, он почти не заметил присутствия Зарнака, настолько он был взволнован.

Кармелита и другие слуги отправились искать дополнительные свечи в каком-то хранилище в подвале, когда Зарнак принялся умолять Дона Себастьяна позволить ему позаимствовать обсидиановый кулон в эту ночь, но обезумевший пожилой человек едва ли мог услышать слова своего гостя и совсем не обратил на них внимания.

И тогда это случилось.

Внезапно электрические огни ослабели и умерли. Дон Себастьян вскрикнул, как обреченная душа, и спрятался в углу. Дона Тереза подбежала, чтобы успокоить его, а Зарнак бросился к окнам и разорвал тяжелые занавески. Везде — и вверх и вниз по улицам — огни в окнах затухали, а уличные фонари гасли один за другим. Произошло временное отключение электроэнергии.

Порыв ледяного, зловонного воздуха пробился сквозь разорванные шторы, необычно суб-арктический для местной знойной температуры.

Свечи потухли все сразу, как будто были одновременно задуты неким гигантом!

Зарнак прыгнул к своему черному чемодану и открыл его. Он достал оттуда любопытный предмет, напоминающий волшебную палочку. Наконечник был трубкой из меди с сердечником из намагниченного железа, а стержень был с любопытным талисманом из серо-зеленого камня, похожим на пятиконечную звезду. Когда свет умер в густом мраке, слабое зеленоватое сияние замерцало и засияло вокруг звездообразного камня.

В одном из углов комнаты тени закружились, сворачиваясь и уплотняясь.

Холодный пот покрыл аскетическое лицо Зарнака. Он размахивал палочкой с камнем-звездой, яркость которой усиливалась, но когда он сунул палочку в облако извивающихся теней, темнота впитала тусклый свет, который не смог ее разогнать. Дон Себастьян вскрикнул!

Зарнак отчаянно посмотрел в открытое, незащищенное окно. Фомальгаут злобно сиял как тусклый глаз над горизонтом, едва заметный сквозь пелену мрака. Он попробовал свое последнее средство:

Три раза он повторил грубые вокабулы этого странного заклинания, и все это время темная тварь сгущалась и становилась все более реальной в дальнем углу комнаты, пока не стала достаточно осязаемой.

В это мгновение искры золотого огня замерцали в ткани бытия, как кружащееся облачко светлячков. Их яркость была мала, чтобы осветить непроницаемый мрак, но они согрели воздух. Затем раздался шорох гигантских невидимых крыльев…

Затем загорелись огни, ослепительные, яркие!

Отключение было лишь временным, слава богу. Кружащее облако бледных золотых искр исчезло, когда Зарнак освободил их. Тяжелый сгусток тьмы в углу сжался; Зарнак двинулся к нему, размахивая стержнем с камнем-звездой. Массивная тьма, которая была Зулчекуоном, исчезла, оставив только ледяной зловонный воздух.

Зарнак, взявший себя в руки, повернулся, чтобы увидеть Дону Терезу, которая опустилась на колени в противоположном углу комнаты, баюкая на руках неподвижное тело своего дяди, и плакала. Лицо у него было белое, как молоко, искаженное в отвратительной гримасе ужаса. Зарнак быстрым шагом пересек комнату, опустился на колени, быстро осмотрел замершую фигуру. Нет ни дыхания, ни пульса, ни сердцебиения; старик был мертв.

Полиция прибыла с каретой скорой помощи и медицинским экспертом. Зарнак взял на себя задачу кратко объяснить, что Дон Себастьян страдал от невротического страха перед тьмой. Не было никаких признаков преступления. Медицинский эксперт диагностировал причину смерти как массивный сердечный приступ. Полиция была удовлетворена этим. Работники скорой помощи в длинных белых халатах поместили труп на носилки.

Наблюдая за ужасным выражением чистого ужаса проступившего на лице мертвеца, доктор пробормотал:

— Похоже, я должен записать это как «умер от страха».

Зарнак, который стоял, обняв дрожащую, рыдающую Дону Терезу, позволил себе маленькую, мрачную шутку:

— Нет, доктор. Я бы сказал «умер от мрака», — пробормотал он.

Рассказ, приведенный ниже, это выдержка из волнующей и окруженной многочисленными спорами брошюры «Таблички Занту», опубликованной в Сан-Франциско в 1916 году покойным профессором Гарольдом Хэдли Копеландом, содержащей шокирующий и предположительно сделанный им с оригинала Наакаль перевод странных надписей, выточенных на камнях, найденных в могиле доисторического шамана, обнаруженных злополучной экспедицией Копеланда-Эллингтона в Средней Азии (1913).

Повествование берется из Скрижали VII, Сторона 1, строки с 12 по 148.

С ранней юности я, Занту, считал себя приверженцем могучего Йтхогты, Мерзости из Бездны, и даже осмелился претендовать на самое высокое положение в том, что еще осталось от культа этой темной Божественности, на службе которому основатели моего дома некогда процветали и имели огромный престиж в стране Г'тхуу — самой северной из девяти областей, на которые разделен континент Му. Даже в эти жалкие последние дни, когда культ Йтхогты умирал, а мерзкий Гхатанотоа усилил свое влияние в стране, я упорно стремился достичь своей цели — воссесть на трон Иерофанта.

Мои амбиции были подпитаны некоторыми видениями и изречениями, которые наполняли мои сны в те ночи, когда Луна отсутствовала на небе, так с древних времен Йтхогта тревожит сны людей. Но не в человеческих силах передать словами Неописуемое, так же достаточно сказать, что более чем один раз в моей юности Призраки Тьмы появлялись в моем спящем мозгу, и я слышал голос, безбрежный и гулкий, но, тем не менее, более слабый, чем шепот, который повторял снова и снова эти грозные и загадочные слова, смысл которых я не мог разгадать в течение многих лет: