Джо Хилл - Носферату, или Страна Рождества [litres]

Большой светлый пес настойчиво смотрел Вейну в лицо, положив передние лапы на кровать. Его взгляд был несчастным и даже горестным.

Вейн посмотрел на приоткрытую дверь, но тени Мэнкса там больше не было. На каком-то уровне он понимал, что ее никогда и не существовало, – его воображение оформило образ извращенца из бессмысленной тени. Еще мгновение, и его подсознание нарисовало бы профиль настолько четким, что рисунок можно было бы изобразить на стене. Дверь оставалась открытой довольно широко. Вейн мог видеть коридор, который тянулся по всей длине дома. Там никого не было.

Однако он слышал стук, а не воображал его. Когда мальчик снова посмотрел в коридор, топот раздался опять – тук-тук-тук. Вейн понял, что это Хупер бил толстым хвостом по полу.

– Эй, приятель, – сказал Вейн, погрузив руку в мягкую шерсть за ухом Хупера. – Ты напугал меня. Зачем пришел?

Хупер продолжал смотреть на него. Если бы кто-то попросил Вейна описать выражение на большой глуповатой морде Хупера, то он сказал бы, что пес извинялся. Хотя, возможно, собака чувствовала голод.

– Я принесу тебе что-нибудь поесть. Хочешь перекусить?

Хупер издал шумный, с отдышкой, хрипящий звук отрицания – шум беззубой шестерни, бесполезно вращавшейся и не способной за что-то зацепиться.

Но нет! Вейн слышал этот звук раньше – несколько месяцев назад. Сначала он думал, что создает его сам. Но звук исходил не от него и не от Хупера. Он приходил снаружи – откуда-то из мглы раннего утра.

Хупер по-прежнему смотрел в лицо Вейна. Его взгляд был умоляющим и жалким. Извини, – говорил ему пес своими глазами. – Я хотел быть большой собакой. Твоей хорошей собакой. Вейн услышал эти фразы в своей голове, как будто Хупер разговаривал с ним – как будто он был говорящей собакой из комикса. Вейн оттолкнул его в сторону, встал и взглянул в окно, выходившее на передний двор. Поначалу было темно. Он ничего не видел, кроме своего отражения на оконном стекле.

Но затем, прямо по другую сторону окна – в шести футах от него – Циклоп открыл свой тусклый глаз. Кровь прихлынула к сердцу Вейна, и второй раз в течение трех минут он почувствовал, как крик формируется в его горле.

Глаз открылся, круглый и большой, словно Циклоп только что проснулся. Он светился грязным цветом, находившимся между оранжевым «Танго» и оттенком мочи. Вейн еще раз попытался закричать, но глаз начал бледнеть. От него осталась только горящая медная радужка, мерцающая в темноте. Затем она полностью исчезла.

Вейн прерывисто вздохнул. Фара. Это была фара мотоцикла.

Его мать поднялась с сиденья и смахнула волосы с лица. Сквозь старое потрескавшееся стекло она казалась не собой, а призраком. На ней были хлопчатобумажные шорты, белый топ и татуировки. В темноте они оставались неразборчивыми. Будто сама ночь задержалась на ее коже. Но Вейн всегда чувствовал – и не зря, – что его мать имела связь с какой-то личной тьмой.

Хупер носился вокруг нее, елозя под ногами. Вода капала с его меха. Похоже, он прибежал с озера. Вейну потребовалось мгновение на осознание того, что Хупер бегал во дворе. Это казалось бессмысленным, потому что пес стоял рядом с ним. Но когда мальчик осмотрелся, он был один.

Вейн не стал об этом долго думать. Он только что открыл глаза. Возможно, его разбудила собака. Возможно, он сходил с ума, как его мать.

Мальчик надел обрезанные джинсы и вышел в предрассветный холод. Его мать чинила мотоцикл, держа в одной руке тряпку, а в другой – забавный инструмент. Специальная отвертка походила больше на крюк или на изогнутый кинжал.

– Как я оказался в твоей постели? – спросил он.

– Из-за кошмара, – ответила она.

– Не помню, чтобы мне снился кошмар.

– А он тебе и не снился, – сказала она.

Темные птицы проносились через туман, поднимавшийся над поверхностью озера.

– Нашла сломанную звездочку? – спросил Вейн.

– Откуда ты знаешь о сломанной звездочке?

– Я не знал. Просто звук был таким, когда ты хотела завести его.

– Ты бываешь в гараже? Работаешь с папой?

– Иногда. Он говорит, что от меня много пользы из-за маленьких рук. Я могу забраться в узкие места и отвинтить болты, которые он не может. В отвинчивании мне нет равных. Но в сборке вещей я не так хорош.

– Вступай в мой клуб, – сказала она.

Они занялись починкой байка. Вейн не знал, как долго они крутились возле мотоцикла, но к тому времени, когда работа завершилась, жара усилилась и солнце поднялось выше линии деревьев. Они почти не говорили, пока занимались ремонтом. Это было нормально. Зачем нарушать сбивающие костяшки усилия пустыми разговорами о чувствах, папочке и девчонках?

В какой-то момент Вейн сел на пятки и посмотрел на мать. Ее нос и локти были измазаны маслом. На правой руке кровоточило несколько царапин. Вейн тер стальной шеткой по ржавой выхлопной трубе. Остановившись, мальчик посмотрел на себя. Он выглядел таким же грязным, как она.

– Не знаю, как мы соскребем с себя эту грязь, – сказал он.

– У нас имеется озеро, – сказала она, отбросив волосы и кивнув на воду. – Вот что, ребенок! Если ты обгонишь меня, добираясь до плота, мы позавтракаем в закусочной «Зеленая ветвь».

– А что тебе будет, если ты обгонишь меня?

– Удовольствие от того, что пожилая женщина может надрать задницу маленькому зазнайке.

– А кто такой зазнайка?

– Это…

Но он уже бежал, хватая себя за рубашку, стягивая ее через голову и бросая в морду Хупера. Ноги и руки Вейна быстро и плавно двигались, босые стопы сбивали яркую росу в высокой траве.

Но затем она стала догонять его, показав ему язык, когда поравнялась с ним. Они выбежали на пристань в одно и то же время. Их босые ноги застучали по доскам.

На полпути до края она вытянула руку и, схватив Вейна за плечо, толкнула его. Он потерял равновесие и по-пьяному замахал руками в воздухе. Услышав смех матери, он упал в воду и погрузился в темную зелень. Мгновением позже мальчик услышал низкий глубокий всплеск ее нырка с конца причала.

Он замолотил руками, всплыл, отплевываясь, и поплыл к плоту, который находился в двадцати футах от берега. Это была большая платформа из занозистых серых досок, плававшая на ржавых бочках из-под нефти. Она выглядела, как экологическая опасность. Хупер яростно гавкал на пристани. Он вообще не одобрял веселья, пока не становился одним из участников.

Вейн проплыл бо́льшую часть пути, когда понял, что находился в озере один. Вода казалась черной гладью стекла. Его мать отсутствовала. Ее не было видно ни в одном направлении.

– Мам? – позвал он.

Главное, никакого страха.

– Мама?

– Ты проиграл, – донесся ее голос.

Он звучал глуховато и наполненным эхом. Вейн нырнул, задержал дыхание, проплыл под водой и всплыл под плотом.