Джо Хилл - Носферату, или Страна Рождества [litres]

Она ожидала, что дорога повернет налево и направит ее вокруг амбара, но та продолжала идти прямо. Высокая и темная прямоугольная структура поднималась перед ней, и в конечном счете Вик оказалась в ее тени. Это был вообще не амбар. Она поняла, что дорога вела внутрь строения, когда стало поздно поворачивать в сторону. Туман сгустился и стал холодным – таким холодным, как погружение в озеро.

Колеса застучали по доскам – звук, походивший на треск огня. Туман улетучился, когда она увидела мост. Вик вдохнула воздух и почувствовала вонь летучих мышей. Она нажала ногой на тормоз и закрыла глаза. Это нереально, – подумала она, почти прошептав про себя эту фразу.

Педаль тормоза опустилась до самого низа, задержалась на мгновение – и затем полностью отвалилась. Она упала на доски с гулким стуком. Следом за ней упали гайка и несколько шайб.

Шланг, по которому поступала тормозная жидкость, хлопал ее по ноге, извергая струю. Каблук ботинка коснулся изношенных досок моста. Казалось, что она сунула палец ноги в какую-то молотилку XIX века. Часть ее ума настаивала, что она испытывает галлюцинацию. Другая часть чувствовала, что ее ботинок опускается на мост. Вик понимала, что, если она бросит байк, галлюцинация разорвет ее надвое.

Она осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, что происходит. В воздух откуда-то взвился сальник, прочертив причудливую дугу через тени. Переднее колесо завиляло. Мир вокруг нее скользил и кривился. Заднее колесо заскользило, безумно хлопая по расшатанным доскам.

Она привстала с сиденья и с трудом перенесла вес влево, удерживая байк в прямом положении – скорее волей, чем силой. Он заскользил вбок, гремя по доскам. Шины наконец поймали сцепление, и мотоцикл с содроганием остановился, едва не упав. Вик поставила одну ногу на настил, удерживая его прямо, хотя, лишь сжав зубы, она сражалась с его внезапным весом.

Прерывисто вздохнув, она осмотрела мост Самого Короткого Пути. За пятнадцать лет – после того как Вик видела его в последний раз – он почти не изменился.

Она задрожала, несмотря на пузырившуюся мотоциклетную куртку.

– Нереально, – сказала Вик и закрыла глаза.

Над головой она услышала сухой мягкий шелест летучих мышей.

– Нереально, – повторила она.

По другую сторону стен шипел белый шум.

Вик сконцентрировалась на собственном дыхании, делая медленные вдохи и выдыхая воздух через сложенные губы. Она слезла с байка и встала рядом с ним, удерживая его за руль. Открыв глаза, она нацелила взгляд на ноги. Вик смотрела на доски – старые, грязно-коричневые и изношенные. В широких щелях она видела мерцавшую статику.

– Нереально, – сказала она в третий раз.

Вик снова закрыла глаза. Она развернула байк – рулем туда, откуда приехала. Вик начала идти. Она чувствовала, как доски прогибались под тяжестью «Триумфа Бонневиля». Ее легкие болели. В них было трудно вдохнуть воздух, и она ощущала себя больной. Ей хотелось вернуться в психиатрический госпиталь. Она не смогла стать матерью Вейна. При этой мысли она почувствовала, как ее горло сжалось от горя.

– Это нереально. Никакого моста не существует. У меня кончились лекарства, и поэтому начались видения. Вот и все.

Вик делала шаг за шагом, шаг за шагом, и когда открыла глаза, то стояла на дороге со сломанным мотоциклом. Повернув голову и оглянувшись через плечо, она увидела прямую линию шоссе.

Вечерний туман был плащом, который открылся, принимая Вик Макквин и ее мотоцикл, а затем закрылся, проглотив даже звук двигателя.

– Ладно, Хупер, – сказал Вейн. – Пошли домой.

Пес стоял на дороге и непонимающе смотрел на него.

Вейн направился к дому и позвал собаку снова. Он придержал дверь, ожидая, что Хупер пойдет за ним. Вместо этого пес повернул большую лохматую голову и взглянул обратно на дорогу – не в направлении, в котором скрылась мать Вейна, а в другую сторону.

Мальчик не мог сказать, на что смотрел Хупер. Кто знает, что видят собаки? Что означают для них очертания в тумане? Каким странным суевериям они следуют? Вейн был уверен, что собаки такие же верующие существа, как люди. Возможно, даже больше.

– Только держи себя в руках, – сказал Вейн и закрыл дверь.

Он сел перед телевизором с айфоном в руке и несколько минут переписывался с отцом:

«Ты уже в аэропорту?»

«Да. Мой полет перенесли на три часа, поэтому какое-то время придется сидеть в зале ожидания».

«Какое дерьмо. Что будешь делать?»

«Думаю ударить по буфету. Чтобы он заплакал».

«Мама поехала кататься на байке. Решила поездить немного».

«Она надела шлем?»

«Да. Я заставил ее. И куртку тоже».

«Это хорошо. Куртка дает +5 ко всем щитам».

«ПС: Я люблю тебя. Хорошего полета».

«Если я умру в авиакатастрофе, сохрани все наши комиксы. Люблю тебя тоже».

Потом говорить стало не о чем. Вейн потянулся за пультом, включил телевизор и нашел «Губку Боба» на «Никелодеоне». Его официальная позиция заключалась в том, что он перерос «Губку Боба», но при уехавшей маме ему позволялось наплевать на свой статус и делать все, что хотелось.

Хупер залаял.

Вейн встал и подошел к окну. Но ему больше не было видно Хупера. Собака исчезла в белом испарении. Он прислушался. Мог ли байк вернуться? Похоже, мать отсутствовала дольше пяти минут.

Его глаза расфокусировались, и он увидел телевизор, отраженный в оконном стекле. Губка Боб, носивший шарф, говорил с Санта-Клаусом. Санта ударил Губку Боба стальным крюком, пробил ему мозги и бросил его в мешок с игрушками.

Вейн повернулся, но Губка Боб говорил с Патриком, и не было никакого Санта-Клауса.

Он пошел к кушетке и услышал лай Хупера у передней двери. Хвост собаки выстукивал тук-тук-тук, как и каждое утро.

– Иду, – крикнул он. – Придержи лошадей.

Но когда он открыл дверь, Хупера там не было. У крыльца стоял низенький, волосатый толстый мужчина в сером костюме с золотыми полосками. Его голова поросла неровной щетиной, словно он страдал от парши. Над широким плоским носом выступали маленькие глаза.

– Привет, – сказал он. – Могу я воспользоваться вашим телефоном? У нас случилась серьезная авария. Мы только что сбили машиной какую-то собаку.

Он говорил сбивчиво, как человек, читавший строки текста с карточки-подсказки, но с трудом разбиравший слова.

– Что? – спросил Вейн. – Что вы сказали?

Неприятный мужчина встревоженно посмотрел на него и повторил:

– Привет. Могу я воспользоваться вашим телефоном? У нас случилась серьезная авария. Мы только что сбили машиной какую-то собаку.

Это были те же слова, но с акцентами в других местах. Казалось, мужчина не знал, какие фразы являлись вопросами, а какие утверждениями.

Вейн посмотрел мимо неприятного человека. На дороге он увидел то, что выглядело грязным белым ковром, лежавшим перед машиной. В бледном клубящемся дыме трудно было рассмотреть машину и белый холмик. Только это был не скрученный ковер. Вейн точно знал, что собой представлял белый валик.