Джо Хилл - Носферату, или Страна Рождества [litres]

Мальчик встал, чтобы сделать новую попытку. Мир беспокойно дергался вокруг него. Но Вейн подождал, и тот наконец успокоился. Он сделал глубокий вдох (скорее, пряничный на вкус), пересек разделитель, перекатился… и сел на ковер у заднего сиденья.

На мгновение желудок воспротивился, и завтрак снова оказался во рту. Вейн проглотил его. В первый раз вкус пищи был лучше.

Ниже, на пристани, Мэнкс что-то говорил, адресуясь к озеру. Его голос звучал спокойно и неторопливо.

Вейн осмотрел заднее купе, пытаясь понять, как он может выбраться из салона. Похоже, заднее сиденье тянулось в бесконечность. Казалось, что в машине ничего не было, кроме него. Он чувствовал головокружение, словно только что выбрался из гравитрона на ярмарке – из аттракциона, который крутится все быстрее и быстрее, пока центробежная сила не прижимает тебя к стенке.

Вставай. Не медли. Он увидел эти слова в уме – так же ясно, как черные буквы, нарисованные на досках белого забора.

На этот раз Вейн пригнул голову, перепрыгнул через разделитель и из заднего купе вернулся… в заднее купе, где упал на пол, покрытый ковром. Из кармана его шорт выпал айфон.

Он встал на четвереньки, но ухватился за лохматый ковер, чтобы удержать себя от падения. Его голова кружилась и казалась опасно легкой. Он чувствовал себя так, словно машина мчалась по трассе, вращалась на черном льду и крутилась по большому тошнотворному кругу. Ощущение бокового вращения было почти неудержимым. Он ненадолго закрыл глаза, чтобы остановить его.

Когда Вейн посмел поднять голову, первое, что он увидел, был его айфон, покоившийся в трех футах на ковре. Он медленно потянулся к нему, как астронавт, соблазнившийся летящей конфетной палочкой.

Мальчик позвонил отцу – по единственному номеру, который он сохранил под рубрикой ИЗБРАННЫЕ. Там требовалось одно прикосновение. Он чувствовал, что сил ему хватит только на одно прикосновение.

– В чем дело, дорогой? – спросил Луи Кармоди.

Его теплый голос был дружеским и спокойным. При одном этом звуке Вейн почувствовал, как к его горлу подступают рыдания.

Раньше мальчик не понимал, насколько близко он был к слезам. Его горло сжалось. Он чувствовал, что не сможет дышать, не говоря уже о речи. Вейн закрыл глаза, и на мгновение его почти парализовало тактильное воспоминание щеки, прижатой к колючему лицу отца с трехдневной грубой щетиной, напоминавшей мех бурого медведя.

– Папа, – сказал он. – Папа, я в заднем салоне машины. И не могу выйти.

Он попытался объясниться, но это было трудно. Чтобы говорить, ему требовался воздух. А еще мешали слезы. Глаза горели. Зрение помутилось. Ему следовало рассказать о Человеке в противогазе, Чарли Мэнксе, Хупере и имбирном дыме – о том, как заднее сиденье начинало выглядеть бесконечным. Он не помнил, что говорил. Пару фраз о Мэнксе. Пару фраз о машине.

Потом Человек в противогазе принялся стрелять в плот. Оружие вздрагивало и вздрагивало. Автоматический пистолет подпрыгивал в его руке, отбрасывая вспышки в темноту. Когда так стемнело?

– Они стреляют, папа! – сказал Вейн хриплым напряженным голосом, который он сам едва узнавал. – Они стреляют в маму.

Мальчик смотрел во мрак через ветровое стекло, но не мог сказать, попадали ли пули в его мать или нет. Он не видел ее. Она стала частью озера и темноты. Как она любила темноту. Как легко она ускользнула от Человека в противогазе.

Мэнкс не стал смотреть, как его помощник расстреливает воду. Он уже поднимался на холм. Высокий мужчина прижимал руку к уху, как человек, слушавший наушник или получавший голосовое сообщение от начальства. Хотя трудно было представить, что у Мэнкса могло быть начальство.

Человек в противогазе опустошил обойму и отвернулся от воды. Он покачивался, поднимаясь на холм. Казалось, на его плечах лежал тяжелый груз. В ближайшее время они должны были подойти к машине. Вейн не знал, что случится потом, но ему хватало ума подумать об айфоне. Увидев телефон, они заберут его себе.

– Я должен отключиться, – сказал Вейн отцу. – Они возвращаются. Позвоню, когда смогу. А ты не набирай мне – они могут услышать. Они услышат телефон, даже если поставлю его на приглушенный режим.

Его отец выкрикнул его имя, но он больше не мог говорить. Вейн нажал на кнопку ЗАВЕРШИТЬ ЗВОНОК и включил приглушенный режим. Сначала он хотел спрятать телефон между подушками сиденья, но потом увидел под передними креслами ореховые ящички с полированными серебряными ручками. Он выдвинул один, поместил внутрь телефон и закрыл его. В это время Мэнкс открыл водительскую дверь.

Чарли Мэнкс бросил серебристый молот на переднее сиденье и забрался в салон. Он прижимал к голове шелковый носовой платок. Увидев коленопреклоненного Вейна на ковре, он опустил платок, и мальчик издал пронзительный крик ужаса при виде искалеченного лица Мэнкса. Две полоски, оставшиеся от уха, свисали со стороны головы. Длинная тощая физиономия была покрыта тускло-красным слоем крови. На лбу топорщился кусок кожи, частично закрывавший бровь. Под раной блестела кость.

– Наверное, я выгляжу пугающе, – сказал Мэнкс и усмехнулся, показывая зубы, окрашенные розовой слюной.

Он указал на свою голову.

– Сегодня ухо, а завтра умрешь.

Вейна замутило. Задняя часть машины казалась необъяснимо темной, как будто Мэнкс возил с собой ночь.

Высокий мужчина устроился за рулем. Дверь сама захлопнулась. Стекло поднялось вверх. Это делал не Мэнкс. Вейн видел все своими глазами. Чарли Мэнкс прижал ухо одной рукой, а другой мягко надавил на кусок кожи, закрывавшей бровь.

Человек в противогазе подошел к пассажирской двери и потянул за ручку… Но когда он сделал это, кнопка замка на окне опустилась вниз. Рычаг коробки передач вильнул и переключился на заднюю скорость. Машина проехала несколько футов. Из-под колес полетели камни.

– Нет! – закричал Человек в противогазе.

Он все еще держал замок рукой. Когда машина поехала, Бинг едва не потерял равновесие. Он побежал за машиной, держа ладонь на капоте, как будто это могло удержать «Роллс-Ройс» на месте.

– Нет! Мистер Мэнкс! Не уезжайте! Я извиняюсь! Я не хотел этого! Простите меня за ошибку!

Его голос дрожал от ужаса и горя. Он подбежал к пассажирской двери, схватил защелку и опять потянул на себя.

Мэнкс склонился к нему и через окно произнес:

– Ты теперь в моем списке озорников, Бинг Партридж. У тебя слишком большие планы, если ты думаешь, что я возьму тебя в Страну Рождества, – особенно после сделанных тобой гадостей. Я боюсь впускать тебя в автомобиль. Откуда мне знать, что ты не изрешетишь машину пулями, если я позволю тебе ехать вместе с нами?

– Клянусь, я буду хорошим! Буду хорошим, обещаю. Таким хорошим, как сахар и приправа! Не оставляйте меня! Мне так ж-ж-а-а-л-ль!