Кортни Коул - Люмен

Затем наступает тишина, и мне становится интересно, что сейчас происходит: может быть, папа пытается успокоить ее, как поступает всегда. Он прижимает ее к себе и шепчет что-нибудь теплое в ее огненно-рыжие волосы своим низким голосом. Обычно это срабатывает.

Однако спустя минуту они продолжают.

– Как бы негативно я к этому ни относилась, думаю, нам стоит больше времени проводить в Уитли. Там всегда спокойно. Это способствует улучшению состояния Каллы. – Мама произносит это очень тихо, тонким голосом.

Могу с уверенностью сказать, отцу эта идея не нравится.

– А ты сможешь проводить больше времени с Ричардом? Лора, пожалуйста! Мы переехали сюда, чтобы быть подальше от прошлого. Да, поддерживать контакт нужно, но ты не обязана оставаться с ними всю жизнь.

Поддерживать контакт? Я даже не замечаю, что произношу это вслух, пока не получаю ответ.

– Я знаю, – сообщает мне голос, и я резко вскидываю голову.

В углу моей комнаты стоит мальчик, капюшон скрывает его лицо в тени. Он высокий, худой, он кажется мне очень знакомым.

Мне совсем не страшно, хотя, возможно, мне следовало бы его опасаться.

– Кто ты? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– А это важно?

– Да, – твердо отвечаю я, и, кажется, он улыбается: по крайней мере, на его лице появляется едва уловимый изгиб губ.

– Я уже видела тебя, – медленно бормочу я. – Только где?

Он не произносит ни слова, лишь встряхивает головой.

– Твой учитель, – мягко провозглашает он, – ты можешь все изменить.

– Изменить что?

– Все, – нетерпеливо отвечает мальчишка, – в твоих силах все изменить. Попробуй.

– Я ведь сумасшедшая, правда? – шепчу я и очень удивляюсь, когда он отрицательно качает головой.

– Нет, просто все хотят, чтобы ты так думала.

Я озадачена его ответом, мне хочется спрашивать все больше и больше, но стоит моргнуть, как он исчезает, его больше нет. Естественно, я сошла с ума.

Я засыпаю с мыслями об этом мальчишке, о густой темной тени, падающей на его лицо, о мистере Эллиоте.

Мне снится мой учитель, его нелепая смерть, то, как нас это шокировало.

Первая реакция – это самое страшное: то, какой шок мне пришлось испытать, когда я увидела его тело, лежащее посреди скал. Но еще более удивительно, как в моем сне он просто поднимается и выбирается из ущелья. Его нога все еще сломана, но он ползет, помогая себе локтями. А потом он дует в свой свисток и говорит нам всем выстроиться в шеренгу на баскетбольной площадке.

Я замираю от того, что еще совсем недавно он был мертв, а теперь он вернулся к жизни.

Этот сон взбудоражил меня слишком сильно, чтобы я могла снова уснуть этой ночью.

Я никак не могу прийти в себя, когда собираюсь утром в школу: я ожидаю, что весь день будет очень мрачным, ведь это будет день траура. Но моим ожиданиям не суждено оправдаться.

Поначалу это меня раздражает. Ну, вроде как мир должен быть поставлен в известность о том, что умер кто-то важный, но никто не упоминает мистера Эллиота. Все идет своим чередом, как в любой другой день.

Я с ужасом направляюсь в спортивный зал, потому что… просто потому что. Это кажется мне странным, страшным, это выбивает меня из привычной колеи.

Но оказывается, в тот момент я еще ничего не знаю об ужасе, который постигнет меня чуть позже.

Когда я переодеваюсь и встаю в шеренгу вместе со всеми, мистер Эллиот выходит из учительского помещения на костылях и становится прямо перед нами. Его свисток, как обычно, висит у него на шее, а гольфы с синими полосками натянуты до самых его колен.

А позади него, в углу спортивного зала стоит парнишка в капюшоне. Он что-то шепчет, и я отчетливо слышу этот шепот, так, словно его губы находятся прямо около моего уха, хотя он стоит на другом конце просторного помещения.

– Я же говорил.

В этот самый момент я падаю в обморок.

Я ничего не могу с собой поделать. Мне становится нечем дышать, и я приземляюсь на четвереньки, мне не хватает воздуха. Приходится вызвать медсестру.

Другие девочки хихикают и смеются, уставившись на меня, но это сейчас совсем не важно, потому что у меня есть проблемы похуже, чем они.

Я безумна, и с каждым днем я схожу с ума все больше и больше.

Мама забирает меня из школы, и я пытаюсь рассказать ей, что мне приснилось, будто мистер Эллиот умер, но она не верит ни одному моему слову. Она звонит кому-то, после чего мне меняют препараты. Новые таблетки на вкус еще хуже, чем предыдущие.

Финн все это время держит меня за руку, потому что он никогда не бросит меня, и я это знаю. Я очень благодарна ему за это. Я также рада тому, что я единственная, кто по-настоящему страдает от всего происходящего.

Мой брат слишком добрый, слишком милосердный и милый.

А я та, кто заслужил все страдания.

Я могу убить учителя физкультуры силой мысли.

Здесь любому станет ясно, что я чудовище.

Но затем я засыпаю и таким образом возвращаю убитых мною же людей к жизни.

Поэтому я абсолютно точно сумасшедшая.

Я пью чай.

Мне приходится. Мама вынуждает меня делать это, потому что мое состояние оставляет желать лучшего. С каждым днем мне все хуже и хуже.

Однажды ночью родители выходят на лужайку около дома, полагая, что я давно уснула, и я тихонько наблюдаю за ними через открытое нараспашку окно своей комнаты. Мама сообщает отцу, что мы собираемся в Уитли. Мне хочется сбежать вниз по лестнице и поспорить с этим, потому что мне нравится дома больше, чем в уединенном английском поместье. Но, с другой стороны, там Дэр. Я не могу сказать, что сильно разочарована, когда отец в конце концов уступает.

– Хорошо. Но умей постоять за себя, Лора. Ты знаешь, что я не могу поехать с тобой. Во всяком случае, пока.

– Я справлюсь, – устало отвечает мама. – Ричард не посмеет тронуть меня снова. Это больше не повторится. Они уже получили то, чего так желали.

– Ты же понимаешь, что это была необходимость, – говорит отец, и его голос звучит так же устало, как и мамин.

– Мне так надоела эта необходимость, – срывается мама, она произносит это настолько ядовитым тоном, что я отскакиваю от окна, – ведь у меня есть свои желания, свобода воли. Как и у всех нас. Поэтому мы здесь.

– Свобода воли – это только иллюзия, – отвечает отец, и его слова… его слова, его слова… В них столько необъяснимой горечи.

– Мне тяжело признаваться в этом, но я начинаю думать, что ты прав, – соглашается с ним мама, – моя мать всегда добивается того, что ей нужно. Она и Сабина…

Сабина?

Пелена замешательства опускается перед моими глазами, и я настолько поглощена наблюдением за родителями, что совсем забываю об осторожности, совсем не обращаю внимания на то, что я делаю, а тем временем мои руки соскальзывают с поверхности, на которую я опиралась, и я больно ударяюсь головой о подоконник.