Лев Протасов - Красные озера [Publisher: SelfPub]

– Инна! – прикрикнул на нее Петр. – Потом все выскажешь, давай быстрее!

Лед нашелся у соседа через два дома. Один кусочек Радлов вложил Ирине в рот, ласково приговаривая:

– Надо проглотить, милая, легче станет.

Остальное закинул в пакет и приложил женщине к животу, после чего вскочил в автомобиль и, не дожидаясь замешкавшейся Колотовой, рванул в Город, к ближайшей больнице.

В больнице несчастную тут же отправили на операцию.

На обратном пути Петр не поехал домой – он завернул в сторону основной части селения, преодолел прибрежную зону и остановился на том же месте, где подобрал Ирину. Вышел из машины, осмотрелся, желая остаться незамеченным, никого поблизости не увидел (благо, в поселке все давно спали), и ворвался в шаловскую избу, белый от гнева.

Рябой сразу все понял, заорал благим матом:

– Это не мы! Это ее другой кто-то порешил!

Радлов, не говоря ни слова, вцепился ему в горло и повалил, однако долго возиться не стал – нет, рубить надо с головы, уничтожая вожака стаи, а не жалких прихвостней. Рябой, освободившись, трусливо заполз под стол.

Шалый поначалу расхрабрился, встал во весь рост посреди комнаты, но почти сразу как-то сник, обмяк и от страха побежал куда-то в угол.

– А ну стой, п…р, – страшным, совершенно нечеловеческим рыком крикнул ему Петр, нагнал в два прыжка и сбил с ног.

Затем, несмотря на вязкую борьбу, ухватил его крепко-накрепко за виски и принялся бить затылком об пол.

– Ай! – завизжал Бориска. – Голову раздавишь!

– Раздавлю, – прохрипел Радлов тем же кровожадным рыком, разбрызгивая слюну. – Я для того и пришел, падаль.

От злости его буквально колошматило, будто в теле завелся какой-то неимоверно мощный двигатель внутреннего сгорания и с каждой секундой только набирал обороты. Он сел поверх извивающегося Шалого и стал обрушивать на него удары – слева, справа, слева, справа, – так что у того лицо вминалось куда-то внутрь головы и постепенно обращалось красным месивом.

И тут позади раздался грозный и вместе с тем смешной возглас:

– А ну, цыц!

Сжатый кулак Радлова безвольно повис в воздухе. Он посидел немного без движения, медленно обернулся и увидел Инну Колотову.

– Ты чего это удумал? – продолжала старуха. – Мою единственную дочь женой зэка сделать? Мало ей от тебя бед? Остынь-ка. Тоже мне, верующий! Разве ж можно людей убивать?

– Это не люди, – отозвался Петр. Лицо его застилал жирный слой пота, а глаза были бешеные да ничего перед собой не различали. – Не люди, – повторил он, но послушно встал, поскольку ощутил неприятное покалывание в области сердца.

– Мы их участковому завтра сдадим, – пообещала Инна. – Посадят их, не боись. Как пить дать посадят. Пойдем, пойдем отсюда. Чайку попьем, оклемаешься, – и она даже миролюбиво похлопала зятя по спине, то ли от сочувствия, то ли опасаясь того жестокого зверя, который в нем пробудился и пока еще окончательно не затих.

Радлов поплелся вслед за старухой со сгорбленной спиной, безумно уставший, с пальцами, перемазанными чужой кровью.

Когда он скрылся, рябой выполз из-под стола и бросился приводить в чувства собутыльника. Тот лежал безвольной куклой, с размазанными по сторонам чертами лица, вывороченным носом, но, кажется, дышал.

– Очнись, – тряс его рябой. – Валить надо.

Шалый открыл один глаз, залитый алой пеленой, перевернулся на бок, сплюнул и едва слышно прогнусавил:

– Я его убьгу. Гне плевать га его силу. Убьгу, тварь такую.

– Ты его потом, потом убьешь, хорошо? Сейчас уходить надо. Не зима, в лесу протянем как-нибудь.

– Мы здесь остагемся. Мы подкараулим…

– Кого ты караулить собрался? Бабка грозилась местного мусора натравить! Ты на руку глянь свою! Забыл про партак-то? Тебе нельзя на зону. Встать можешь?

Бориска приподнялся на локтях, но не удержался и вновь упал на вдавленный вглубь лица нос. Заскулил от боли и несколько минут лежал без движения. Потом собрался с силами и сумел-таки сесть, опираясь на стену.

– Мы вергнемся, – убежденно проговорил он. – Вернемся и спалим здесь всех.

– Уж это обязательно! – подтвердил рябой, бегая по комнате и сбрасывая шмотки в дорожный рюкзак. – Ты не переживай, Бориска! Настанет еще наше время.

– Сбежали! Ты представляешь, сбежали, твари такие! – разорялся Радлов в мастерской у Луки. – Вчера же сидели пьяные вусмерть, а среди ночи ушли.

Он метался из угла в угол, несмотря на тесноту помещения, руки у него слегка тряслись от нервного напряжения, а глотку рвало от невыразимого гнева – невыразимого, поскольку ни резкость его слов, ни громкость голоса не могли передать всю силу разыгравшейся внутри бури. А хозяин мастерской тихо сидел у оконца, в беспамятстве размазывал по стеклу черные песчинки, налипшие по углам рамы, и о чем-то размышлял, не смея перебивать обозленного гиганта.

– Мы утром с Инной дернули участкового, приезжаем – нет их! – продолжал Радлов чуть тише, но все еще на повышенных тонах. – Просто моральные уроды, девку беззащитную, которой приткнуться некуда, они избивать могут, а как вчера до дела дошло, один под столом спрятался, второй в угол забился. Гадливые мрази, да ссыкливые. А потом вовсе в лес ломанулись.

– Ты, говорят, им сильно лица попортил, – осторожно заметил Лука.

– Знаешь, такое бешенство на меня нашло, – Петр наконец израсходовал весь запал и заговорил спокойней. – Ну родную сестру при смерти на улицу выкинуть! Это вообще как? Нет, они люди пропащие. И не люди даже – так, оболочка человеческая, а под ней сплошь гниль. Убил бы я его вчера, – он выдержал небольшую паузу, пытаясь осознать собственные слова, пугающие, но одновременно порождающие в душе первобытное ликование, что-то вроде смеси злорадства и утоления давнего голода. – Точно убил бы. Задушил нахрен или забил до смерти. Благо, Инна подоспела, не дала согрешить.

– Неужто с тещей помирился?

– Помиришься с ней, как же! Скорее уж обстоятельства вместе свели. А вот когда вся эта история себя изживет – она снова станет про меня слухи распускать, будь уверен. И потом, она так странно из ума выжила – вроде соображает, но помнит только плохое. А коли плохого ей никто ничего не сделал – сочинит да поверит, – Петр перестал расхаживать по комнатушке, встал в углу и добавил: – В общем, участковый этих двоих в розыск объявил, причем с таким видом, словно одолжение нам сделал. А их ведь не найдут! Разве тут найдешь? Местность-то никто шерстить не будет.

– По округе болот много, может, сами как-нибудь сгинут.

– Да простит меня Бог, но хорошо, кабы сгинули! Хотя им проще в шахтерский городок податься. Там после эпидемии заброшенных домов много, и соваться никто не станет – оно, хоть болезнь и миновала, люди до сих пор боятся. Немудрено, конечно, у них весной несколько десятков человек умерло – цифра по нынешним меркам жуткая. В газетах, правда, меньше писали, но газеты… ой, что они про завод наш нагородить успели! Нет им никакой веры теперь.