Лев Протасов - Красные озера [Publisher: SelfPub]

– Это почему же? – удивился Петр.

– Так в шахтерском-то городишке люди мрут. Эпидемия у них, вроде как в конце марта еще началась.

– Эпидемия чего?

– Да кто ж ее знает, чего! Я вот слышал, бешенство там. Только это, кажись, собачья больше болезнь. Или грипп наш до них добрался.

– Какой, на хер, грипп? – подал голос первый человек, продолжая смотреть на воду, пляшущую между бортами лодок. – Нервное. Видят они всякое. И мрут, – он громко сплюнул.

– Я могу вдвойне заплатить, – предложил Радлов, не поверив в странные россказни.

– Не, – улыбчивый лодочник помотал головой. – Извини, Петр Александрович, но не получится. Жить-то всем охота.

– Мужики, ну у меня машина поломалась, я что теперь – в Город на поезде покачу ради одной запчасти? И дорого, и крюк огроменный выходит.

Лодочники переглянулись. Тот, что повежливей, снова заулыбался и сказал:

– До Вешненского пятнадцать минут плыть, если что.

– Да не было там нужной марки! – вновь вспылил Радлов и даже сжал кулаки от злости.

– А теперь, может, есть? – мужичок цокнул языком, вроде как намекая на очевидность такого предположения.

Петр потоптался немного на месте и согласился. От недостатка сна у него иной раз ум за разум заходил, он мог зациклиться на одной какой-нибудь мысли или единственном решении и не замечать иных, причем вполне сносных, вариантов. Так что он заключил, что раз уж два человека предлагают одно и то же, а себе доверять в полной мере нельзя, то почему бы не попробовать?

По счастливому совпадению, подходящий насос все же нашелся именно в Вешненском.

Вернувшись назад, Радлов покопался в машине, починил двигатель и после ужина отправился на очередную свою ночную муку.

Моросило всю ночь, так что к утру от влаги, испарившейся с промокшей земли, повис туман.

Петр выехал ни свет ни заря из того соображения, что дорогу наверняка размыло, и на путь до Города уйдет больше времени, чем обычно. Кроме того, трасса подходила к столице не с той стороны, где раскинулся пригород с нужной церковью, и чтобы добраться до места – необходимо было собрать все столь привычные для большого населенного пункта пробки.

Радлов не страдал слишком явной впечатлительностью или любопытством, и даже вера его основывалась на тихой убежденности, а не рьяном фанатизме, так что икона, источающая кровавые слезы, сама по себе вряд ли вызвала бы столь сильное рвение. Нет, цель поездки была другая.

Когда Лука только впал в забытье, Петр решил пригласить к нему священника, даже интересовался о такой возможности в С-ком монастыре. Там, узнав, что Лука некрещеный, отказались ехать. А монастырский староста, человек тихий и неприметный, поймал Радлова у самого выхода и, странно улыбаясь, подсказал: «Поезжайте-ка к отцу Павлу, у него обитель в деревушке, примыкающей к Городу. Этот душу продаст за возможность кого-нибудь обратить». Радлов рассудил, что язвительность старосты вызвана какими-то внутрицерковными разногласиями, до которых ему, рядовому прихожанину, дела нет, и к совету прислушался. По странному стечению обстоятельств, икона зарыдала именно в этой обители.

Так что Петр ехал не чудо узреть, а скорее попытаться спасти друга – так ему, по крайней мере, казалось, что он друга спасает.

В церкви шла служба, и народ толпился до самого притвора, так что Петр при своей несуразной комплекции не смог протиснуться вглубь помещения – не хотелось никого расталкивать.

Икона, о которой столько говорили, была самая обычная – лик Христа, от времени и воды сильно потускневший да покрывшийся мутными пятнами. Только глаза ржавого цвета, от запекшейся крови. Кровь расширяющимися книзу полосами тянулась через весь иконостас до самого пола. Радлов заметил, что люди в первых рядах дрожат и стонут от небывалого восторга, но его чудо не впечатлило нисколько. Свое безразличие он объяснил долгим отсутствием сна да постарался против воли вызвать в душе радость от соприкосновения с божественным. Но радости не родилось – только слезы навернулись, а глаза при этом так сильно жгло от усталости, что Петр надолго зажмурился.

Когда он переборол жжение и вновь уставился вдаль, ему привиделось, будто губы у лика тоже кровавые – изгибаются в потугах что-то произнести. Сосредоточившись, Петр даже услышал ясное и грозное: «Грядет!», но что именно грядет, так и не понял. По окончании службы он решил, что это было лишь мимолетное видение, вызванное мутью в голове и общим истощением.

Когда народ более-менее разошелся, Радлов отправился на поиски священника, но тот исчез где-то за алтарем. Тогда он обратился к молодому диакону, прибиравшему храм:

– Послушайте, можно как-то с батюшкой пообщаться.

– Исповеди у нас по другим дням.

– Мне по другому поводу, – Петр помялся, не зная, как объяснить ситуацию, и путано рассказал: – В общем, один человек плохо себя чувствует. Я подумал, ему мог бы помочь священник. Видения у него… сына он потерял.

– Крещеный? Чего сам не приехал?

– Да нет, не крещеный он. Даже, в общем, не верит особо.

– И кто ж к такому поедет? – спросил дьякон с пренебрежительной ухмылкой.

– Мне сказали, местный батюшка не откажется.

Видя нерешительность служителя, Радлов добавил:

– Вы ему передайте мою просьбу. Я ведь… пожертвую, не просто так, – он протянул деньги.

– Не могу принять, – сказал диакон. Глаза его, впрочем, заблестели, но усилием воли он заставил себя успокоиться.

– Да вы не так поняли, – Петр рассмеялся. – Пожертвование. Для церкви. Ну, вроде как не для вас , – он хитро подмигнул и протянул купюры настойчивее.

– Хорошо. Я попробую поговорить с его преподобием Павлом.

Дьякон скрылся в недрах пристройки храма, сбоку от алтаря, а Радлов остался ждать, переминаясь с ноги на ногу.

Через пять минут к нему вышел священник – плотный мужчина в торжественном одеянии, с окладистой бородой, в которой пробивалась седина, и довольно приятным лицом в мелких морщинках. Выражение на этом лице застыло добродушное и смиренное, и даже бегающие глазки с хитрецой не портили общего впечатления.

Петр попросил благословения, а затем слово в слово пересказал отцу Павлу то же, что говорил дьякону. Тот выслушал очень внимательно, сдержанно улыбнулся и сказал, указывая на икону:

– Видишь, какую благость ниспослал нам Господь? Сейчас столько прихожан, я не смогу посетить твоего друга, – выдержал паузу, внимательно рассматривая лицо просителя, и мягко добавил: – Но не отчаивайся! Приезжай через месяц, возможно, тогда я смогу найти время.

– Простите и благословите, – отозвался поникший Радлов и поехал назад.

Дома он дополз до второго этажа, развалился на диване и попытался унять одышку. Ему это не удалось, так что к нестройному ходу мыслей примешивался хрип сбитого дыхания и стук дряблого сердца. Окно в раме позвякивало от ударов ветра. За ним расстилалось черное полотно поселка с мутной кляксой озера посередине. А небо было белое и безликое, с редкими вкраплениями облаков неприятного, гнилостного цвета.