Лев Протасов - Красные озера [Publisher: SelfPub]

В первых числах апреля на участке появился бульдозер, снес дом и разровнял землю.

Почти сразу после сноса в том месте случайно столкнулись Лука-счастье и Радлов. Лука поглядел на деревянные обломки с жалостью.

– Вот видишь, – сказал он, впадая в забытье. – Они дом сожрали. А ты мне не верил.

Радлов промямлил что-то невразумительное и нахмурился.

По небу расплывалась поволока дыма, где-то отчаянно выла собака. Утрамбованный грунт, из которого торчали покореженные балки и бревна, почему-то напоминал кладбище.

Шестого апреля дед Матвей сидел у Инны Колотовой. Инна вела свой обычный и бесконечный рассказ о вражде с родственниками – оплетала гостя словами, описывала всевозможные подробности, так что у старика тяжелели веки от скуки, а глаза застревали на пустоте между предметами и ничего толком не видели. Матвей постепенно погружался в вязкую лужу, состоящую из дремы и путаных мыслей. Фразы доносились до него глухо, будто он и действительно находился в толще воды.

– …зимой жила у меня, – услышал Матвей вполне отчетливо, вынырнул из внутреннего болота, помотал головой, как бы отряхиваясь от влаги, и переспросил:

– Чего говоришь?

– Оглох ты, что ль? – возмутилась Инна. – Говорю, Тома зимой жила у меня. А потом опять к борову своему ускакала! Ух, он проклятый! Давеча бродил тут, – старуха понизила голос и злобно сощурилась. – Все думают, он Луку ходит проведать. А только знаю я, чего этот бес хочет. Жадный он до чужого добра, ой, жадный! – и, совсем шепотом: – К дому моему присматривается. Думает, как бы меня в психиатричку сбагрить, чтоб дом-то продать. Аль под хозяйство свое обустроить.

– Шибко ты на него наговариваешь, – Матвей улыбнулся. – Вообще-то без твоего зятя к весне бы все перемерли тут, ага.

– Что ага? Ну вот что ага-то? Ты послушай, что люди-то про него говорят. Дескать, барином себя возомнил, помощи не допросишься. Чуть ли не на колени падать! Сам-то никогда куска хлеба не предложит. А я вот считаю: негоже так с людьми поступать.

– Сказки какие-то. Я помню, он мне полтушки поросенка отдавал без всякого попрошайничанья. Так, задаром! На, мол, бери, чтоб с голоду не помереть. А у него повадились с участка воровать – кому такое понравится?

– Потому и повадились! – настаивала Инна. – Унижаться надоело, значит! Неужто люди бы напраслину на него возвели?

– Ага, именно что напраслину. Помогал он всем, это главное. Поблагодарить надо, если по-хорошему.

– Люди врать не будут, – отрезала старуха. – Раз ненавидят, получается, есть за что. И дом мой он отберет рано или поздно! Глаз у него уже щурится так, когда мимо проходит. Вроде как на собственность свою глядит, ирод. Аль, думаешь, он Андрюшку выселил и успокоился?

– Вот что ты городишь, в самом-то деле! – не выдержал дед Матвей. – Не выселил, а участок купил. И не себе. По указанию завода, работает ведь он там.

– Как же, по указанию, – Инна с клацающим звуком раскрыла свой пустой рот и расхохоталась сумасшедшим смехом. Затем наклонилась поближе к собеседнику и вновь перешла на лихорадочный шепот: – Ты хоть видел, чтоб там еще кто-то работал, окромя него? Один он там. Поди, и воду тоже сам мутит, и дым сам пустил, а нам хренотень всякую рассказывает, будто он не виноват.

– С завода-то, конечно, никто не выходит больше. Только не пускают туда никого, ни местных, ни даже рабочих, они вон на месторождении прозябают. Так что черт его знает, как там оно все устроено. А только Петра я виноватым не считаю.

– Ну и дурень старый, коли не считаешь! – в сердцах выпалила Инна, но тут же спохватилась и добавила мягче: – Дело твое. Только зятек мой – человек гнилой. Андрею за дом мало заплатил. И дочке моей жизнь испоганил! Она вон высохшая вся ходит…

– Она же из-за Лизы, – произнес Матвей и тут же пожалел о сказанном – для старухи это была тема болезненная, кроме того, было совершенно непонятно, поверила она в смерть внучки или до сих пор не поверила.

Инна помолчала немного, глядя прямо перед собой, и проговорила упавшим голосом:

– Я ведь у Лизы была. Там, где она сейчас живет…

«Видать, не поверила», – решил про себя дед Матвей, а Инна продолжала:

– Белый у нее памятник-то. Белый.

Кожа на ее морщинистом лице собралась складками у глаз, сами глаза увлажнились, но она переборола слезы и начала бодрее:

– Не знаю, хорошо ей там аль нет. Дай Бог, чтобы хорошо. Ой, нервов она нам помотала! Я ведь, пока нашла, где она теперь живет, чуть умом не тронулась. А так совсем близко, получается. В гости к ней ходить буду. Она-то сама перестала, давно ее тут не было…

«Совсем помешалась, бедная», – с грустью подумал Матвей, но виду не подал и невнятно ответил:

– Дети-то, они такие, могут не приходить, ага…

– Тебе откуда знать? У тебя всю жизнь ни ребенка, ни котенка. Для себя жил! Хорошо, наверное, когда для себя. А то, вишь, как в старости-то с родней бывает.

– Вообще-то родня у меня кой-какая имеется. Племянник вон написывает. Даже звонил однажды сюда. Звонок-то к Петру в дом попал, у них телефон стоит, а мне за ненадобностью. Все к себе зовет, ага.

– И поезжай! Чего здесь ловить?

Матвей издал ироничный смешок и пояснил:

– Он же не по доброте душевной зовет. Доходить меня хочет. На наследство надеется. Он думает, у меня денег много, раз я по молодости в колхозах председательствовал. Не понимает, что раньше не так было. Это сейчас коли у тебя место начальника, так ты наворуешь и будешь жить припеваючи. Раньше с воровством… ой, лучше было не пытаться даже! На югах у нас такой один начальник из общих денег, которые на развитие колхоза пришли, семь тысяч взял. Вроде на время, я, говорит, вложил бы. А оно вскрылось, так он за хищение на двадцать лет сел. Уголь в шахте добывал. У них шахту как-то завалило – ну, то ли вода сошла, то ли порода где треснула. Все ж погибли, кроме него! И все равно весь оставшийся срок отпахал, ни годочка ему не скостили, – старик задумался на минуту и подытожил: – Одним словом, справедливость была.

– И то верно, – согласилась Инна. – Нынче-то воруй, не хочу.

– Ага. А племянник решил, что раньше так же было, и по его мнению я тут подпольный богач! – старик усмехнулся. – Так что нет. Не поеду я.

Тут Матвей заметил, что наступил полдень, да засобирался уходить.

– Куда? Моросит вон! – Инна указала на окно, сплошь усеянное мелкими капельками воды.

– Мне недалеко! Валенки, конечно, промокают, но доберусь как-нибудь.

– Господи, да купи ты себе сапоги, хоть плохонькие! Ходишь только, жалишься всем.

– Пенсия-то не мульон у меня! – с негодованием отозвался старик. – Купишь тут, как же…

Он влез в разбухшие от сырости валенки, чуть поморщился от скопившегося в них холода, распрощался с Колотовой и вышел на улицу.