Роберт Блох - Рассказы. Том 2. Колдовство.

Беспорядочные шаги преследовали его, пока он не двинулся в центр города. Приветственный лязг трамваев начал стихать, и только постоянное моргание позволяло держать глаза открытыми. Лихорадочное мигание глазами казалась Гарри единственным спасением в тот момент, когда даже звуки не могли привлечь его внимания.

Он с облегчением вошел в театр-водевиль, опустился в кресло и заставил себя смотреть последние кадры фильма, мелькавшие на экране. В конце он испытал неприятный шок, когда на экране появилась торговая марка компании-производителя с гербом из пяти звезд. В час ужина театр пустовал, и в темноте Гарри Клинтон проиграл битву с пятиконечным символом, который снова и снова появлялся между его внутренним взором и картинкой экрана снаружи.

Оркестр возвестил о начале представления, и на несколько минут Клинтон снова обрел покой.

Но главным актом — Клинтон поморщился, когда ведущий объявил об этом — стало личное появление кинозвезды.

Это было безумием. Кинозвезда вышла на сцену на фоне сверкающей звезды из серебряной фольги. Ярко освещенные пять серебряных точек болезненно поблескивали, и Клинтон не мог отвести глаз. Изображение насмехалось над ним, а блондинка, извиваясь на сцене в блестках, казалась частью самой звезды.

Клинтон укусил себя за руку, чтобы не закричать.

Его разум искал мысль — любую мысль, чтобы удержать его внимание, отвлечь его от мысли, которая поглотила его. И он проиграл в темноте.

Прежде чем представление закончилось, он поднялся и пошел по проходу. Он больше не был в сознании, не осознавал ни своих мыслей, ни действий. Он миновал ложи и вошел в коридор, ведущий за кулисы. Какая-то его часть двигалась медленно и осторожно. Все, что он видел, была большая сверкающая звезда — та, что засела в сознании и вставала между любым другим образом и реальностью. Он должен избавиться от звезды.

Он осторожно двинулся по пустующему коридору за кулисами. Представление закончилось, и в коридоре никого не было. Он медленно подошел к двери, освещенной лампой, и остановился перед ней.

На двери гардеробной висела золотая звезда. Ее пять острых, как клыки, концов впивались в мозг. Он уставился на нее, затем толкнул дверь.

Блондинка сидела за туалетным столиком и ела. Клинтон ее не видел. Он видел звезду.

На столе стояло тяжелое зеркало с тупым концом. В углу примостилась большая крепкая трость. Клинтон не видел их. Зато заметил искусственный жезл в настенной подставке. Наконечник жезла усеивали пять шипов. Звезда. Клинтона не интересовали другие виды оружия. Когда дверь за ним закрылась, он медленно подошел и взял жезл.

Девушка обернулась. Клинтон увидел, как звезда загорелась ярче. Она встала, что-то сказала. Клинтон видел, как звезда приближается. Теперь достаточно близко. Какая-то его часть держала жезл. А потом, когда он опустил жезл, сон слился с реальностью. Один, два, три, четыре, пять раз — каждый раз какая-то часть отделялась от мучительной массы в его разуме. Потом осталось только пятно, которое стало красным — как лужа на полу, где чтото лежало.

Клинтон повернулся, открыл дверь, вышел в коридор и снова занял свое место в театре. Должно быть, он заснул, потому что, когда проснулся, последний спектакль уже закончился и в зале горел свет.

Он не помнил, как попал сюда и что здесь делал. И он не думал о звездах.

На следующий день в классе Гарри отказался сдавать тест, сказав профессору Бейму, что ему нездоровится. В то время он не знал для этого никакой причины, кроме того, что чувствовал себя усталым и неспособным к работе.

Он попросил отпустить его пораньше и отправился домой. Он даже не читал газет, а если бы и читал, то мог бы видеть сообщения о таинственной смерти отца Порнельски, убитого неизвестным религиозным фанатиком два дня назад. Он мог прочесть о втором убийстве, которое уже попало в заголовки газет — о странной смерти известной киноактрисы.

Гарри Клинтон ничего не замечал; он знал только, что устал, и совершенно не хотел продолжать эксперимент с экстрасенсорным восприятием. Он был уверен, что именно по этой причине у него недавно начались головные боли и провалы в памяти. Сегодня он был рад, что его разум свободен. Очутившись в своей комнате, серой, без окон, он прилег и почти наслаждался пустотой в голове.

Забавно — с тех пор как он занялся этими психологическими экспериментами, он много думал о своем собственном разуме. До этого он даже не знал, что тот у него есть. Ну ладно. Здесь было приятно и успокаивающе. Закрыв глаза, он наблюдал за двумя танцующими линиями параллельных завитушек — двумя серыми завитушками, извивающимися перед его обнаженным мозгом. Две вьющиеся линии. Что они ему напоминают?

Салли.

Конечно, ее. Кудрявые волосы Салли. В последнее время он стал забывчивым — ведь он не видел Салли больше недели. Три дня назад миссис Джонсон, хозяйка дома, оставила ему под дверью записку, в которой говорилось, что Салли звонила в тот вечер, когда он куда-то уходил из-за головной боли. Бедный ребенок, она беспокоится о нем! Почему он так пренебрегал ею?

Теперь, когда он думал об этом — думал о серых линиях, — он не мог остановиться. Эта психологическая штука определенно развивает его концентрацию. Казалось, ему просто необходимо повидаться с Салли. Она должна быть дома в четверг днем. По четвергам занятия в биологической лаборатории заканчивались в одиннадцать. Он должен зайти и удивить ее. Он должен удивить Салли. Салли с вьющимися желтыми волосами. Два завитка сзади. Длинные золотистые локоны. Старомодная девушка. Кудри.

Он уже шел по улице, поворачивая. Сеял мелкий туманный дождь, и, взглянув на улицу, Клинтон заметил следы от шин проезжающей машины. Они оставили две волнистые линии. Он собирался встретиться с Салли.

Еще один квартал. Волнистые линии. Они смешались с его мыслями о Салли. Две золотые гусеницы на шее. На ее белой шее. Две волнистые линии.

Позвонить в колокольчик. Никого нет дома? Открой дверь, ее комната впереди.

Кудрявая бахрома на ковре под ногами. Кудрявые пальцы стучат в дверь. Вьющиеся линии двух красных губ, готовых к поцелую.

— О, Гарри, где ты был? Я так волновалась…

Кудри. На шее. Думай о Салли, а не о локонах.

— На что ты уставился? Ты выглядишь … забавно.

Надо потрогать завитки. Не хочу, но должен. Не могу думать, пока не почувствую.

Совсем не могу думать…

Только коснувшись локонов, Гарри Клинтон снова смог думать. Именно тогда он вспомнил все — и смерть священника, и звезду, и навязчивое смешение образа Салли с вьющимися линиями. Клинтон думал обо всем этом, потому что был потрясен, увидев свои собственные руки, вцепившиеся в локоны Салли! Локоны Салли, которые его руки обвили вокруг ее шеи и крепко сжали, чтобы задушить!