Бентли Литтл - Университет [litres]

Та жизнь вгоняла его в депрессию. И пугала. А больше всего пугало то, что они с Сильвией уже были готовы соскользнуть в пучину этой жизни. И у них уже выработалась определенная рутина: подъем в шесть, отбой в десять, секс по средам, пятницам и в уик-энд . Дни проходили за днями, похожие как близнецы, за ними мелькали недели, и хотя Йен понимал, что с ними происходит, его затянуло это болото, и он не знал, как из него выбраться. Походы в кино по субботам, по магазинам – по воскресеньям .

И только запоздалый переход в Университет Бреи спас их от жизни с близкими и неизменными горизонтами и бесконечным, убивающим однообразием.

И развела их тоже Брея.

Сначала Эмерсону искренне нравился академический мир. Коллеги казались ему энергичными умницами и радикалами, живущими в брызжущем энергией интеллектуальном мире, о котором он так часто думал и к которому стремился. В первый проведенный здесь год Йен был ошеломлен тем фактом, что его усердие и настойчивость принесли свои плоды и что он стал членом внутреннего круга, которого приглашали на премьеры, на приемы, на чтение стихов и на коктейли, на которых он мог обсуждать с одетыми в твидовые пиджаки знакомыми О’Нила и учениками Миллера возможную сексуальную связь между Хемингуэем и Фитцджеральдом…

Но его восхищение академическим миром оказалось очень коротким. Вскоре Эмерсон обнаружил, что другие профессора на кафедре английского языка не были так умны, как он ожидал, и так интересны, как он надеялся. Как и все другие жители этого мира, они погрязли в мелочах и их погребли под собой пустые детали их собственной жизни, а их гламурные фасады были бледным подобием и жалкими попытками сыграть те интеллектуальные роли, о которых они читали в романах или которые видели на экранах. За пределами аудитории, за пределами привычного окружения, Роуз Джейнвэй, специалист по Шекспиру, превращалась в неврастеника, едва могущего самостоятельно купить себе одежду в магазине, а знаток Д. Х. Лоуренса [54] Дэвид Герберт (Херберт) Лоуренс (Лоренс; 1885–1930, Ванс) – один из ключевых английских писателей начала XX в.; в своих романах призывал читателей открыть себя «темным богам» инстинктивного восприятия природы, эмоциональности и сексуальности. была самоуверенной ханжой, никогда не бывавшей замужем и, насколько знал Йен, ни разу в жизни не ходившей на свидание.

И только Бакли смог стать его настоящим другом – с его почти карикатурной вульгарностью, удачно разбавлявшей выдающуюся помпезность их коллег.

И все-таки презрение к коллегам не помешало Йену стать одним из них, что и оттолкнуло от него Сильвию. Он взглянул на табличку, стоявшую на столе, ее подарок: «Академизм развращает. Абсолютный академизм развращает абсолютно».

Почему он еще не выбросил ее?

Зазвонил телефон, и Эмерсон снял трубку, радуясь, что его отвлекли от его самовлюбленного самокопания.

Звонила Элинор. У нее сломалась машина. С ней всё в порядке, но ей хотелось бы, чтобы он забрал ее после работы в «Пет Бойз» [55] Сеть ремонтных автомастерских в США. . Машину доставят туда на эвакуаторе.

– «Пет Бойз»? – переспросил Йен с неодобрением.

– А у тебя есть другие предложения?

– Нет, – признался он.

– Так вот, постольку-поскольку ни ты, ни я ничего не понимаем в машинах, а «Пет Бойз» недалеко от моего офиса и как раз тебе по дороге, машину отвезут именно к ним.

– Ладно. Во сколько?

– В пять?

– Буду.

– Люблю тебя, – сказала Элинор.

– Я тоже.

Йен повесил трубку. Тут в дверь кто-то постучал, и Эмерсон замер, не двигаясь и не дыша, в надежде, что кто бы за ней ни стоял, он не слышал его разговор.

Кто-то потряс дверную ручку.

– Йен? Я знаю, что вы здесь.

Кифер. Твою мать…

– Во время приемных часов ваша дверь должна быть не заперта и открыта.

Наклонившись в кресле, Йен отпер дверь и повернулся лицом к завкафедрой, когда тот открыл ее.

– Можете подать на меня в суд. Я паршиво себя чувствую и отменил на сегодня приемные часы. Хотелось посидеть в тиши и покое собственного кабинета, так, чтобы меня никто не доставал.

Неожиданно на лице Кифера появилось озабоченное выражение.

– Может быть, мне зайти позже?

– Не надо. Что вы хотели? – Йен устало покачал головой.

– Нам надо обсудить ваши публикации.

– Публикации? Я как раз пишу эссе по Борхесу, Маркесу и «Кошмару на улице Вязов» для «Парижского ревю».

– Хватит шутить.

– А я и не шучу. Фильм – идеальный образец того, как ранее элитарное литературное направление становится мейнстримом. Или, если хотите, как американизируется литературный феномен Южной Америки.

– Я видел эту ерунду с детьми, и это полный отстой. Вернитесь на землю, Йен. Я не шучу. Мы говорим о вашей карьере.

– Тогда, может быть, влияние творчества Троллопа на «Существо в корзине»?

– Прекратите паясничать, Йен.

– Ладно, ладно… Так в чем проблема?

– Проблема в списке ваших публикаций, который слишком короток. В прошлом семестре вы обещали мне повысить свою производительность.

– Я попытался. И потерпел поражение.

– Да ладно вам… А как поживает ваш роман?

– Какой роман?

– Тот, над которым вы работаете вот уже пять лет.

Йен посмотрел на завкафедрой.

– Знаете, Кен, я все больше убеждаюсь в том, что секрет успешного творчества – не в таланте или способностях, а в наглости. И поэтому так много великих произведений были написаны молодыми людьми. У них есть наглость молодости. Они думают, что всё знают, и уверены, что все их идеи абсолютно оригинальны. Но с возрастом, узнавая все больше и больше, человек начинает понимать, как скудны его познания и как похожи его идеи на те, которые высказывались до него. И на акт творчества начинает давить тяжелый груз.

– А как же Джойс, Пруст, Лоре…

– Все они были наглыми до самого конца. И отказывались замечать схожесть своих работ с работами других. Думали, что они абсолютно оригинальны. Другими словами, им не хватало самокритики.

– То, что вы говорите…

– Я говорю, что я – усталый старик и слишком выгорел изнутри, чтобы создать что-нибудь стоящее.

– Ну, мир легко проглотит еще один роман о кризисе среднего возраста еще одного измученного профессора английской литературы.

– Шутка. – Йен рассмеялся. – Вы заметили, что сейчас пошутили? Для вас еще не все потеряно.

– Это мы обсудим позже. – Кифер улыбнулся. – Но не думайте, что вам удалось соскочить с крючка. На меня давят, а я давлю на вас. Мне необходимо, чтобы до конца семестра вы опубликовали два эссе или обзора или один короткий рассказ. – Он отошел к двери. – Подумайте об этом.

– Обязательно.

Йен захлопнул за ним дверь и вновь откинулся в кресле. Не углубляясь в подробности, он вдруг подумал, а нет ли в системе высшего образования чего-то, что душит творчество? Или, может быть, именно недостаток знаний, свойственный юности и невежеству, обеспечивает способность к безоглядному творчеству? Одному богу известно, как его коллеги-преподаватели, начинавшие как поэты, прозаики и драматурги, ломались под гнетом своих литературных предшественников, тщетно пытаясь достичь уровня классиков, творчество которых они преподавали, и получить одобрение своих коллег. А ведь если б они не знали, с кем пытаются соревноваться, то вполне могли бы создать нечто стоящее…