Джо Лансдейл - Бог Лезвий

– Мне-то откуда знать, – нашелся с ответом Ричардс.

– Тучи серые, хмурые, дождь недалек. Кстати, я рассказал тебе о Боге Лезвий? Я, без шуток, хочу все кому-нибудь выложить как на духу. Он правит острыми предметами и покровительствует тем, кто живет на грани. Мой друг Донни молился ему. А ты знал, что и Джек-потрошитель ему молился?

Запустив руку в карман, юноша в мгновение ока извлек что-то блестящее, и его рука метнулась от плеча к плечу, будто он осенял себя незавершенным крестом – одной лишь поперечной перекладиной. Даже тусклого света луны хватало, чтобы предмет в его руке заиграл серебристыми бликами.

Ричардс снова поднял луч на незнакомца. Юноша вытянул руку перед собой, будто пытаясь лучше рассмотреть то, что лежало у него в кармане. Ричардсу все и так было ясно – то была опасная бритва внушительных размеров.

– Досталась мне от Донни, – сообщил юноша. – Он купил ее на блошином рынке. В Глейдуотере [16] Глейдуотер – город на пересечении округов Грегг и Упшур в штате Техас, США. вроде как. Она из набора брадобрея. А сам набор был куплен в Англии. Так сказано в описании. Посмотри, какая у нее ручка – слоновая кость! На ней такая тонкая резьба – все эти символы и рисуночки. Донни нашел, что они значат. Их геометрия служит для призыва демонов. Знаешь, а ведь Джек-потрошитель был совсем не врачом, как считают, а брадобреем. Я знаю наверняка, потому что едва у Донни появилась эта бритва, его стали посещать видения. О том, как к Джеку-потрошителю являлся Бог Лезвий, как они разговаривали. Как он объяснил ему, для чего она нужна. Донни сказал, что они обратили на него внимание, потому что как-то раз он ею порезался, когда брился. Кровь пробуждает магию, магия открывает врата. И Бог Лезвий миновал их и поселился в голове у бедняги Донни. А сам Джек-потрошитель сказал ему, что сталь, из которой выковано лезвие, закалили еще друиды на жертвенных алтарях.

Юноша умолк, рука с бритвой безвольно упала. Он оглянулся через плечо.

– Туча такая темная… она движется медленно. Думаю, будет дождь. – Он обернулся к Ричардсу. – Я же спрашивал у тебя насчет дождя?

Ричардс понял, что не может вымолвить ни слова, будто язык проглотил. Но юношу наверху, судя по всему, его молчание не очень и волновало.

– После видений Донни только и говорил, что об этом доме. В детстве мы тут играли. Доски на одном из задних окон расшатаны, их можно было раздвинуть и сюда пролезть… до сих пор так. Донни говорил – когда ты здесь, тупые углы твоего ума острятся. Теперь просекаю, что это значит. Тут уютно, правда?

Ричардс, ни капли уюта не ощущавший, промолчал. Просто стоял не двигаясь, с направленным вверх фонариком, слушал и потел от страха.

– Донни говорил: когда на небе полная луна, углы остры сполна. Я не понимал тогда, о чем он толкует. Не понимал ничего о жертвах. Может, ты помнишь? Все газеты шумели, даже по телевизору об этом говорили. Палач – вот как его прозвали.

– Это был Донни. Я сразу неладное заподозрил – когда он странно начал себя вести, говорить о Боге Лезвий, Джеке-потрошителе, этом доме с углами. Дошло до того, что за несколько дней до полнолуния – и в само полнолуние, – он вообще не показывался. А когда луна на убыль шла, он менялся. Успокаивался. Я повадился следить за ним, но все без толку. Он отъезжал к Сэфвэю, оставлял машину и куда-то шел. Быстро и юрко, как кошка. Стряхивал меня с хвоста за здорово живешь. А потом я призадумался… вспомнил все его речи про дом… и в одно полнолуние я затаился здесь, стал ждать его, и он прибыл. Ты знаешь, что он делал? Приносил головы сюда и бросал в подвал, в воду. Как те индейцы в Южной Америке, которые заполняли распотрошенными трупами жертвенные ямы… Все дело в уголках дома, понимаешь?

Снова ощутив спиной холод страха, Ричардс вдруг понял, что именно подвальная крыса волокла по воде. И что пыталась с этим сделать.

– Все семь голов нашли место здесь, похоже, – продолжал вещать юноша. – Я видел сам, как он топил одну из них. – Он указал бритвой. – Стоял почти там же, где ты сейчас. Когда обернулся и увидел меня, ринулся вверх. Я замер, не мог пальцем шевельнуть. Он бежал ко мне, казался таким незнакомым… чужим. Порезал мне грудь – глубоко, сильно. Я упал, а он завис надо мной с бритвой в руке, вот так. – Юноша занес руку с бритвой над Ричардсом. – Я вроде кричал. Но он не стал меня больше резать. Будто какая-то часть старого Донни, моего друга, отвела руку. Он встал, выпрямился, будто заводной солдатик, спустился обратно в подвал. И когда я посмотрел вниз, он, глядя мне прямо в глаза, перерезал себе глотку. Чуть голову сам себе не отсек. Упал в воду – и утоп как топор. Бритва выпала у него из руки. Осталась лежать на последней ступеньке. И как я не пытался отыскать тело, вытащить его из подвала, все без толку, будто никакого Донни и не было. А бритва осталась, и я слышал ее. Слышал, как она всасывает его кровь, как младенец молоко. В секунду все в себя вобрала – ни капельки не осталось. Я поднял ее. Она так блестела… чертовски ярко. С ней я пошел наверх и там потерял сознание от кровопотери.

Поначалу мне казалось, что я сплю или брежу, потому как лежал в конце темной аллеи – между мусорными баками, привалившись спиной к стене. Из баков торчали чьи-то ноги, словно манекены выбросили. Но это были не манекены. Из пяток у них торчали гвозди и бритвенные лезвия, все было в крови. А потом я услышал такой шум… будто кто-то в медицинских тапочках вышагивал по деревянному полу. Шлеп-шлеп-шлеп. И вот я увидел его. Бога Лезвий.

Сначала передо мной не было ничего, кроме теней, а потом – раз, и он уже передо мной. Высокий и черный. Не негр… но черный, как обсидиан. Глаза словно куски битого стекла, зубы будто полированные шпильки. На голове – цилиндр, с тесьмой из хромовых лезвий. Плащ и брюки выглядели так, точно были сшиты из человеческой кожи, и из карманов у него обглоданные пальцы торчали, что твои объедки. А откуда-то с подкладки часы свисали… старые такие, с крышкой… знаешь, на чем? На человечьей кишке. И те шлепки, знаешь, что их издавало? Его тапки. У него были маленькие-маленькие усохшие ножки. Всунутые в рты отрубленных голов. Одна из них была женской. Пока он шел, ее длинные черные волосы мели тротуар.

Я все твердил себе – просыпайся. Но не выходило. Откуда ни возьмись – кресло, из костей сделанное, с чехлом из скальпов. И он на него уселся, одну ногу на другую закинул, и давай покачивать. Эта голова на его ноге у меня прям перед лицом маячила. Потом смотрю – у него кукла, как у чревовещателя, ни дать ни взять из воздуха нарисовалась. И была она копия Донни, даже одежка – та самая, в какой я его последний раз видел, там, на лестнице. Он усадил Донни на колено, тот открыл глаза и заговорил со мной. Эй, приятель , сказал, как дела? Что думаешь об укусе бритвы? Если от него не умираешь, он как вампирский, сечешь? Придется ее поддерживать. Острые штуки тебе скажут, когда ей надо – и если упрешься, они тебя доконают, и ты порежешь сам себя, и угодишь сюда, во мрак, ко мне, Джеку и остальным. Пойду я, присоединюсь к компашке. Мы с тобой еще поговорим – у тебя в голове.