Кирстен Уайт - Падение Элизабет Франкенштейн [litres]

Что, если чудовище сейчас стоит снаружи, наблюдая за нами? Рвалось ли оно внутрь, с ликованием предвкушая кровавую месть, пока я, напротив, рвалась наружу?

– Ты вступаешь в наследство, – сказал судья Франкенштейн и поднял бокал вина в нашу с Виктором честь. – Оно должно было перейти к тебе в возрасте двадцати одного года или в случае замужества.

Я без сил опустилась на стул. Мне следовало заняться подготовкой к встрече с чудовищем. Я не понимала, о чем говорит судья Франкенштейн.

– Наследство? Какое наследство?

– Наследство твоего отца, разумеется. Состояние семьи Лавенца.

– Но… – Я перевела взгляд на Виктора; он поднял брови, показывая, что тоже ничего не понимает. – Я думала, он умер в тюрьме. Если честно, я думала, что это выдумка. У меня ничего не было, когда вы меня нашли.

– У тебя было твое имя. – Судья Франкенштейн сделал большой глоток и, довольно крякнув, поставил бокал. Он помолчал, вопросительно глядя на меня. – Хочешь сказать, все это время ты думала, что мы взяли тебя, не зная, кто ты на самом деле? Что мы были так наивны, чтобы поверить на слово грязной лесной ведьме?

У меня не было ответа, потому что именно так я и думала.

Его изумление усилилось.

– Ты думала, что я соглашусь женить старшего сына на девушке неизвестного происхождения? На найденыше? Элизабет . Ты ведь умная девушка.

У меня вырвался сдавленный смешок. Он прав. Я была умна. Именно поэтому я привязала себя к Виктору так крепко, поэтому я отправилась на его поиски, чтобы вернуть домой. Я знала, что не могу положиться на милость его отца. Я могла положиться только на любовь и верность Виктора, ведь только он мог защитить меня от опасности оказаться на улице.

Но, очевидно, даже при своих скромных ожиданиях я значительно переоценила великодушие его отца. Разумеется, он не стал бы все эти годы держать меня рядом без причины. Разумеется, того, что мадам Франкенштейн нуждалась в моей помощи с Виктором, было недостаточно.

– Деньги были всегда? – Из-за долгого молчания мой голос прозвучал кротко и робко. Если бы я только знала – если бы я знала, что в двадцать один год окажусь в безопасности и не буду ни от кого зависеть, не буду нуждаться в чьей-либо помощи…

Что бы это изменило?

Судья Франкенштейн оторвал ножку жареного цыпленка, впился в нее зубами и вытер с усов жир.

– Нет. Была только возможность. Я много лет сражался в суде с австрийцами, которые конфисковали поместье твоего отца. Вернуть тебе наследство было нелегко, даже после того, как твой отец умер в тюрьме. Все мои поездки за границу были нужны, чтобы представлять тебя в суде. Ваша свадьба случилась очень вовремя. Еще немного, и мне пришлось бы сдавать этот дом внаем – только представь, мне! Предприимчивому землевладельцу! Мой отец уже распродал большую часть нашей земли, и мне с трудом удалось выжать деньги из того, что осталось. Но теперь ты стала частью семьи, и твой муж возьмет на себя заботу о твоих финансах. А ты можешь начать возвращать долг за годы проявленной к тебе доброты.

– Отец, – сказал Виктор. Его голос источал отвращение. – Если это деньги Элизабет, она может распоряжаться ими так, как пожелает.

Я взяла его за руку. Теперь истинные причины столь бурной радости судьи Франкенштейна по поводу моего возвращения домой были очевидны. Его никогда не интересовала я; его интересовали деньги, которые принесет мое имя.

Виктор этого не знал. Он никогда не задумывался о моем имени и происхождении. Он всегда любил меня такой, какая я есть. При мысли обо всех моих ухищрениях и манипуляциях меня охватил стыд. Он был куда честнее со мной, чем я с ним. Я хотела быть с ним, потому что он мог меня защитить. Он хотел быть со мной только потому, что я была его Элизабет.

Я посмотрела на него со слезами на глазах.

– Я люблю тебя, Виктор Франкенштейн.

Он погладил меня по щеке и поцеловал туда, откуда стер слезу.

– Конечно, любишь. А я люблю тебя, Элизабет Франкенштейн.

Впервые это имя по праву принадлежало мне. Я представляла себе это иначе. Но в тот день все было не так, как я себе представляла.

Виктор прокашлялся.

– Я не испытываю желания проводить медовый месяц в этом месте. По счастью, мы только что получили в качестве свадебного подарка виллу на озере Комо! Только представь, сколько места у нас будет. Только мы – и никого больше. – Виктор протянул мне руку, помогая подняться. – Иди собирай вещи, жена. Нам с тобой нужно побыть какое-то время подальше от этих стен.

Судья Франкенштейн поднялся; его лицо побагровело от злости и сравнялось цветом с вином в его бокале.

– Нам нужно обсудить финансовые вопросы.

Виктор замахал руками, поторапливая меня.

– В день нашей свадьбы нам нужно думать только о нашем будущем.

– Неблагодарный щенок! – взревел его отец.

Виктор повернулся к нему, и улыбка сменилась таким холодом, что даже я содрогнулась, хотя его гнев был направлен не на меня. Он ударил кулаками по столу, и выщербленная посуда задребезжала. Его отец подскочил, зацепившись за стул за спиной, но не упал, а тяжело на него опустился.

Я положила ладонь Виктору на спину и начала поглаживать шею, чтобы его успокоить. Отчасти мне хотелось, чтобы он потерял контроль, впал в один из тех жестоких припадков, что одолевали его в детстве. Чтобы его отца охватил еще больший ужас.

Чтобы Виктор сделал ему больно.

Но Виктор откликнулся на мое прикосновение, глубоко вздохнул и выпрямился.

– Я знаю, что ты обо мне думаешь, – сказал он отцу. – Что ты всегда обо мне думал. Ты никогда не видел меня по-настоящему, никогда не видел, на что я способен. Ты искал только недостатки, только слабости. Моя невообразимая, не знающая равных, неудержимая гениальность заставляла тебя нервничать и чувствовать себя никчемным. Ты хотел меня облагородить. Хотел, чтобы я посвятил жизнь погоне за деньгами, которые нужны тебе, чтобы удовлетворять свои желания и прихоти. И ты хотел использовать в этих целях Элизабет. – Виктор подался вперед; судья Франкенштейн вжался в стул, и застарелый страх проступил на его лице снова. Он слишком привык к прирученному Виктору. – У тебя нет над нами власти, старик. А если ты еще хоть раз попытаешься меня контролировать, ты поймешь, что такое настоящая сила и кому в этой семье она принадлежит.

Он отвернулся от отца; лицо его оставалось ледяной маской, пугающей нечеловеческим отсутствием эмоций. Я видела ее лишь секунду, после чего он перевел взгляд на меня и снова стал моим Виктором.

– Ну что, – сказал он, – вернемся в твой старый дом?

Я думала, что мы сразимся с чудовищем здесь, но новые обстоятельства перевернули все с ног на голову, запутали и усложнили. Путешествие на лодке, отчужденность, которая ощущалась между нами и этим домом; его отец; чудовище…