Кирстен Уайт - Падение Элизабет Франкенштейн [litres]

Я не могла просто жить здесь в безопасности. Заниматься живописью. Сидеть рядом с Виктором, погруженным в книги. Может, мы и покинули Женеву, но я не отказалась от своей цели. Я достала записную книжку, торопливо припоминая все, что мне известно о чудовище и что я о нем записала.

Написанные мною строки безжалостно воскресили в памяти труп Уильяма. Я жалела, что я его видела, что навсегда запомнила его холодное тело, закрытые глаза, страшные синяки на шее. Даже сейчас они стояли у меня перед глазами – каждый отпечаток, оставленный на его коже жестокими пальцами.

Я представила, как чудовище поднимает его, зажимает ему рот, обхватывает огромными лапищами его тонкую…

Я отложила записную книжку и поднесла пальцы к шее. В этом было что-то неправильное. Я чувствовала, как моя уверенность начинает рассыпаться по краям.

Отпечатки пальцев на шее Уильяма были не бесформенными и вовсе не большими. Они были тонкими и изящными, как мои собственные пальцы.

А значит, Уильяма убило не чудовище.

Кто-то другой медленно выдавил из мальчика жизнь. Кто-то другой осторожно взял медальон. Кто-то другой нашел Жюстину и подложил ей медальон, пока она спала. Кто-то другой продумал все до мелочей, чтобы…

У меня вырвался сдавленный всхлип.

Кто-то другой продумал все до мелочей, чтобы получить тело Жюстины.

– Виктор, – прошептала я.

– Да, любимая? – отозвался темный силуэт на пороге комнаты.

Долгие годы, что я подстраивала эмоции под окружающих, демонстрируя лишь те из них, которые служили к моей выгоде, и приучала себя быть чей-то Элизабет, подвели меня.

У меня не получалось притворяться.

– Виктор. – Мой голос задрожал. Леса, подпирающие мою жизнь, рухнули, обнажив ужасный полуразрушенный склеп там, где я собиралась построить дом. – Ты убил своего брата?

– Какого именно? – Он спрашивал искренне, без поддразнивания. Он вошел в комнату и сел на скамью у изножья кровати, закинув ногу на ногу.

Я выдавила из себя смешок, полный потрясения и недоверия:

– «Какого именно»?

Он поднял бровь так, словно это я говорю что-то странное.

– У меня два мертвых брата. Полагаю, я действительно убил Роберта, но то был несчастный случай. Мне просто было любопытно.

– Какого еще Роберта? – Голова шла кругом, пока я пыталась заполнить новой информацией пробелы в прошлом.

– Моего первого брата. Того, что умер во младенчестве.

– Я не о нем! Я спрашивала не про него!

Он нахмурился от моего пронзительного крика.

– Знаю. Потому что ты меня понимаешь.

Я стояла, дрожа и одновременно ощущая, как немеет мое тело. Я готова была рассыпаться на части. Я сжала руки перед собой, чтобы они перестали трястись.

– Я говорю о Уильяме. Это ты убил Уильяма?

Он ничего не ответил, но заморгал и сдвинул брови. Я всегда любила это его выражение, любила, как в такие моменты он погружается в свои загадочные мысли. Теперь мне хотелось выцарапать это выражение с его лица.

Наконец он заговорил взвешенным, успокаивающим тоном, который я всегда использовала, обращаясь к нему:

– Меня тогда еще не было в Женеве. А у Жюстины нашли роковую улику.

– Это я научила тебя, как перекладывать вину на другого! – Я обвиняющим жестом ткнула в него пальцем. – И ты согласился, когда я сказала, что Жюстина невиновна! Ты не меньше меня был уверен, что она не убийца! А все потому, что ты знал, кто настоящий убийца. Все это время я думала, что ты знал и не мог сказать, потому что никто не поверил бы в существование чудовища. Но ты знал и не мог сказать, потому что это был ты!

Он вздохнул и потер переносицу.

– Ты не должна была видеть чудовище. Я унижен.

– Ты унижен? Это все, что ты можешь сказать? Он покачал головой и отвернулся, словно подумывал выйти из комнаты. Но потом глубоко вздохнул, ожесточаясь.

– Я вижу, что это тебя огорчает. Я знал, что так будет. Зачем тебе нужно было выпытывать то, что я старался скрыть ради твоего же блага? Ты мой ангел, Элизабет, и я не хотел посвящать тебя в не самые приятные моменты моей работы.

Я покачнулась и прислонилась к стене, чтобы не упасть.

– Значит, это и правда был ты. Ты убил родного брата. А потом выставил убийцей мою ближайшую подругу, чтобы ее казнили.

Его глаза сверкнули, он напрягся.

– У тебя нет друзей ближе меня.

Я наконец осознала чудовищность моей вины.

– Она… Ты выбрал ее, потому что я ее любила ? – В голову мне пришла другая мысль, и у меня сдавило горло. – Ты и Анри убил? Поэтому никто не получал от него вестей с тех пор, как он уехал в Англию?

– Анри жив и отравляет мир своим существованием. Что же касается побудивших меня причин… не ожидал от тебя такой пошлости , – выплюнул он, и само это опровержение подтвердило, что им двигала ревность. – Мне нужно было молодое здоровое тело. Моя предыдущая попытка была неудачной. Я взял слишком много разных фрагментов. Я не был уверен в технике, так что лепил покрупнее, чтобы работать и наблюдать было проще. Я использовал части животных подходящего размера и формы. Я был уверен, что выйдет нечто замечательное. Нечто новое. Но существо получилось отвратительным. Я не мог повторить свою ошибку. Нужно было действовать тоньше. Усовершенствовать свое творение. Работать с одним телом – или хотя бы сократить число фрагментов до минимума.

– Я ее видела. – Я всхлипнула. Перед глазами у меня снова возникла Жюстина, тело которой хранило следы жестокой погони Виктора за властью. Когда я думала о ней, я чаще видела ее мертвое лицо, чем живое, которое я так любила. Виктор отнял у меня не только Жюстину, но и воспоминания о ней. – Я похоронила ее своими руками.

– Это ты ее забрала?

Он сжал кулаки, и на костяшках натянулась белая кожа, которую я когда-то целовала, чтобы помочь ему успокоиться. Руки, которые я держала в своих и от которых ждала защиты. Руки, которые задушили Уильяма и обрекли Жюстину на смерть! Он шагнул ко мне.

– Как ты смеешь меня преследовать! Тебе было велено ждать меня дома. Я предоставил тебе возможность оставаться в неведении. Если ты огорчена, ты сама в этом виновата.

– Я думала, что защищаю тебя! Я думала, что чудовище тебе угрожает, а я тебя спасу! – Я помахала у него перед носом своей записной книжкой, а потом швырнула ее на пол. – Я хотела защитить тебя так же, как ты якобы защищал меня. Но это был ты. Ты разложил ее на столе, как зарезанного теленка! Ты затушил самый яркий, самый чистый огонь на свете, чтобы забрать себе мертвую плоть .

Он пренебрежительно фыркнул.

– Ты ее переоцениваешь. Она была простушка. И притом не слишком умная. Что полезного она могла принести миру, проживи она еще десять, тридцать, даже сорок лет? Ничего. А теперь ее тело для нас потеряно. А ведь в смерти ей предстояло послужить высочайшей цели, какую только можно вообразить!