Клайв Баркер - Истерзанные души: легенда Примордия

Иногда вуайеристам, что прятались в тени соседних домов, желая увидеть любовников, это удавалось. Они были столь же противоестественны, как и странные стоны, срывавшиеся с их уст. Любовники казались гибридами: на треть — люди, на треть — металл, на треть — союз между плотью и механизмами, созданными, чтобы обнажать кости, резать и рвать. Они истекали кровью, поднимаясь с брачного ложа, но улыбались и целовали раны друг друга так, словно боль не значила ничего, и все эти дыры и язвы были знаками верности.

Мир вращался, и довольно быстро. Вскоре генерал Монтефалько узнал о доме на Диаманда-стрит и о его репутации. Он пришел туда — однажды ночью. Все было в самом разгаре — в воздухе танцевали светлячки, дом стонал и дрожал. Возгласы ужасающего наслаждения неслись из залитых огнями окон, тени на жалюзи закружились по комнатам, когда любовников подхватила волна страсти.

Монтефалько никогда не видел, не слышал, не чувствовал ничего подобного. Суеверная дрожь прошла по его телу. Живот свело, волосы — от загривка до мыса вдовы — встали дыбом.

Он отшатнулся от дома. Ладони взмокли. Сделал шаг назад и услышал голос у себя за спиной. Развернулся. Перед ним стоял Урбано. Он выглядел, как человек, который только что узнал ужасную правду о себе, о боге или об обоих сразу.

— Мы убьем их, — очень тихо сказал Монтефалько.

Генерал Богото попытался кивнуть, но это оказалось не под силу его потрясенному организму. Он изверг желтую желчь на безупречно отполированные ботинки. Достал платок, вытер рот и ответил:

— Да.

— Да?

— Да. Мы убьем их.

Позже ночью Монтефалько вернулся в Приют Святого Сердца — повидать Тализака. Он явился один, что было мудро. Ни Урбано, ни Богото не хватило смелости его подождать.

Место — за сорок восемь часов — изменилось чудовищным образом. Повсюду еще валялись трупы, но в другом состоянии. Казалось, из них высосали всю влагу, всю энергию, оставив только шелуху. Глаза высохли, зубы обнажились в оскале. Мертвецы походили на слепых, кривлявшихся обезьян.

Плоть на торсах пристала к костям, словно на руках и ногах не осталось мяса. Кожа казалась тонким пергаментом, облегавшим скелет. Когда карлица Камилла явилась, чтобы поприветствовать Монтефалько, она отшвырнула пинком пару трупов, легко, словно бумажные куклы.

— Он готов? — спросил генерал.

— О да, — ответила Камилла с робкой улыбкой: — Я думаю, вы будете очень довольны.

Из теней долетел голос — слова, которые Монтефалько не разобрал.

— Он просит меня снять с создания вуаль, — сказала Камилла.

Генерал изучал комнату с грязными стенами, пытаясь найти чудовище. Наконец, в дальнем углу он заметил нечто огромное, покрытое старым гобеленом, который, вероятно, принесли с верхнего этажа.

— Это он? — спросил Монтефалько и, не ожидая подтверждения, приблизился. Тела, по которым он шагал, трещали у него под ногами, рассыпаясь в прах. Вскоре в воздухе заплясала белая пыль — вихри костной муки.

Монтефалько схватился за гобелен. Когда он это сделал, Камилла назвала имя монстра.

— Вено-Анатомика.

Генерал сорвал гобелен и обнажил ужас.

Как можно было заключить из формы, скрывавшейся под гобеленом, он был огромен — девяти футов или выше. У него был лик смерти и множество средневековых орудий убийства. В плечи и ноги грубо вбили гвозди, кровь запеклась вокруг их головок, но, когда Анатомика шагнул вперед (а он это сделал), алые струи брызнули из ран и потекли по телу.

— Он знает, что я его хозяин? — спросил генерал.

— Да, — сказала Камилла: — Он готов вам повиноваться.

Тализак подал голос, и Камилла перевела.

— Он говорит, Анатомика подчиняется не своему создателю, а лишь вам, генерал Монтефалько.

— Приятно слышать.

Монтефалько поманил монстра.

— Идем.

Тот сделал неуверенный шаг. Еще один.

— Можно мне с вами? — спросила Камилла.

Монтефалько посмотрел на ее наготу.

— Если оденешься, — сказал он.

Она улыбнулась и убежала — завернуться в траченную молью меховую шубку. Вместе они вышли в ночь: все трое — генерал, карлица и Вено-Анатомика.

Рассвет был уже близко, как и финал. Хотя Грета Сабатье была убита бандитами на пути в Каликс — судьба, которой она не предвидела — в остальном она не ошиблась. К концу подходила целая эпоха: Эпоха Любовников.

В грязном, полном трупов бункере, Тализак ждал — совсем один, пока его тело, беспрецедентным образом дергалось, подпрыгивало и содрогалось.

Внутри него был ребенок, Монгроид, дитя Второго Пришествия. Возможно, доктор понял это за долгие годы экспериментов над собой и другими. Только создав гомункула, который воистину являлся его сыном — с его собственной ДНК, он уверовал, что его появление было свято и предсказано. Новое Непорочное Зачатие.

Всего через несколько часов ребенок окажется у него в руках.

Ему не с кем разделить этот триумф. Да будет так. Он был одинок, всю свою жизнь, даже среди других людей. Наедине со своими амбициями и ошибками, со странными снами, что посещали его среди ночи, снами о ребенке, говорившем с ним, уверявшим, что мир скоро погибнет, но это не важно, ибо они будут вместе, Мужчина и Дитя, до самого конца.

Доктор чувствовал, как малыш пытается выбраться наружу. Слышал его высокий, тонкий голосок, когда он старался освободиться.

Боль была адской, галлюциногенной. Он рыдал и кричал — монастырь еще никогда не слышал таких проклятий.

Наконец, матка лопнула — Святое Дитя разорвало ее крохотными ручонками с маленькими острыми коготками, и в потоке кровавых вод упало на землю среди трупов.

— Крайгер?

Люсидик подошла к окну и позвала его, выглянув в сад у отцовского дома. Зарлз Крайгер, Жнец, впоследствии ставший любовником Люсидик, спустился туда, чтобы принести ей несколько благоуханных цветов. В спальне воняло едкой нефтью, которую вырабатывали их кошмарно-измененные тела. Миазмы был горькими и неприятными — не соленый запах здорового секса.

Но в саду росло множество цветов, чтобы скрыть эту горечь, и самыми странными ароматами обладали те, что раскрывались во тьме. Было почти два ночи, и от запаха, струившегося в окно, кружилась голова.

Она снова позвала Крайгера, а затем увидела его — темную фигуру, идущую сквозь кусты.

Если это и правда был он, то почему не откликнулся? Возможно, к ним вторгся чужак.

Молча и тихо, она спустилась по лестнице и вышла в сад.

Налетел легкий, пряный ветерок, кусты и ветви деревьев затрепетали. Сад был огромным и сложным, как лабиринт, но она играла в нем с детства, и прошла бы по узким тропинкам среди зарослей роз с закрытыми глазами.

Она направилась туда, где вроде бы видела человека — из окна спальни. Несмотря на дурманящие ароматы жимолости и ночного жасмина, ее ноздри уловили неподалеку чужой, новый запах — вонь, которая не была их с Крайгером горечью. Пахло чем-то иным. Люсидик подумала о болезни, разложении, смерти.