Гело Никамрубис - Крики прошлого

Было понятно, что его уже никто не отпустит, хоть он все и расскажет, но соблазн был велик, и в нем жила надежда, что он вскоре умрет. Умрет, но сдаст свой экзамен перед самим собой. Он пытался уснуть, мечтая уже не проснуться, но все никак не выходило — адреналин делал свое дело. Время тянулось предательски медленно, и ему ничего не оставалось, кроме как просто терпеть боль и ждать, когда они к нему вернутся. Затем он услышал шаги, невольно посмотрел на выход и увидел, что к нему приближаются уже не трое, а четверо мужчин. Не подойдя достаточно близко, они остановились. Лиц он их почти не видел — правый глаз, после увечий, был настолько отекшим, что просто ничего не видел, а по левому постоянно стекали кровь и пот, мешая оценивать обстановку.

— Ну что, девочки, продолжим? А то я уже начал скучать, — с трудом проговорил Филипп прибывшим. Он нарочно пытался задеть их самолюбие, чтобы кто-либо не выдержал и прикончил его.

— Прошу вас, оставьте нас ненадолго, — сказал человек, который пришел позже всех. Голос его был до боли знаком, и Филипп очень надеялся, что он ошибается. Через некоторое время вновь послышались шаги, но уже отдаляющиеся, видимо, просьба была удовлетворена, и их оставили вдвоем. Подойдя ближе, Аркадий упал на колени перед своим пасынком и дрожащим голосом сказал:

— Как же так, Филя? Что случилось? — отчим протянул руки к обезображенному лицу Филиппа, но дотронуться так и не осмелился.

— Да вот, как-то так, — кривая улыбка скользнула на лице Филиппа. — Что ты здесь делаешь? Как они нашли тебя? Я не понимаю…

— Сынок, — второй раз в жизни Аркадий так назвал своего пасынка. — Мы работали на них. Им не нужно было меня искать.

— Вот так ирония. Прости, но я все равно ничего не расскажу. Не могу.

— Но почему? Почему ты себя мучаешь? Ведь, скажи ты им все сразу, ничего бы этого не было. Я — ценный для них кадр, и просто так тебя бы не тронули.

— Потому что должен! Я не могу тебе рассказать, что случилось, но я попробую тебе объяснить, — говорить он начал тише, произнося каждое слово с трудом. Аркадий продолжал стоять на коленях, внимательно слушая. — Ты знаешь меня уже давно и знаешь, что я за человек. Так себе, если честно. Жил я зазря, впустую, понимаешь? Конечно, понимаешь — ты и сам так живешь. Но у меня появился шанс все исправить. Я знаю, что уже не выйду отсюда живым, уже просто нет смысла сдаваться. Я молчу и тем самым спасаю жизнь человеку! Может, он тоже проживет ее бездарно, кто знает, но я-то — уже нет, хоть и прожил до этого момента не пойми как, умру-то Человеком! А, может, у меня ничего не выйдет, они найдут его, и все впустую. Но я хотя бы попытаюсь исправиться и совершу достойный поступок. Хотя бы попытаюсь… И знаешь, я уверен, что многие мечтают о подобном искуплении, может, неявно, как-то подсознательно и в глубине души, и даже не понимая, что это им, действительно, нужно. Вот только не у всех хватает смелости не сдаться на полпути. Но я смогу, я выдержу!

— Филя, в мире миллионы людей хуже тебя, почему ты себя обрекаешь насмерть? — по щеке Аркадия прокатилась слеза.

— Да, этот ублюдок Федя, пожалуй, хуже, но ведь есть и лучше. А зачем ровняться на всякую дрянь? Я не жду, что ты поймешь. Раньше я бы и сам подумал, какой же я сейчас придурок. Но теперь же я думаю, что придурком был раньше, а сейчас и ничего так выходит человечек, — он остановился и пристально посмотрел в глаза Аркадию, а Федор тем временем громко поинтересовался, как идут дела. — Ты был мне, как отец, и я люблю тебя. Прости, что раньше этого не говорил, прости, что втянул в эту историю, да и вообще прости за все, я то знаю, есть за что. А теперь обними меня, как сына, и уходи. Тебе еще о маме нужно позаботиться.

— Я не могу тебя бросить.

— Мы оба знаем, что мы ничего не сможем сделать. Уходи! — после этих слов Аркадий выполнил просьбу и обнял Филиппа, как своего родного сына, коим и считал его всю жизнь. От травм, полученных после пыток, объятия причиняли физическую боль, но так успокаивали душу. Филипп закрыл глаза и на миг представил, как здорово было бы сейчас оказаться дома на кухне, за столом рядом с мамой и Аркадием. Просто посидеть и поговорить ни о чем, увидеть на их лицах улыбки, слышать их голоса и провести так весь день! Аркадий уже не старался сдерживать слезы и негромко сказал: «Я понимаю и люблю тебя, сынок», — а после резко схватил за голову и одним рывком свернул своему пасынку шею. Опыт прошлых лет помог все сделать быстро и безболезненно для Филиппа, жизнь его оборвалась в мечтаниях и воспоминаниях о доме, о семье и о любви. Все так же обнимая бездыханное тело Филиппа, Аркадий издал крик душевной боли и скорби. «Что там происходит?», — кричал Федор. Послышался топот бегущих людей за спиной. Еще мгновение Аркадий смотрел на своего пасынка. «Словно спит мой мальчик», — промелькнуло в голове; затем, отпустив тело, он быстро схватил со столика небольшой нож и один из топоров, что был побольше, встал, развернулся и уверенно зашагал навстречу бегущим на него людям, спрятав оружие за спиной.

— Что произошло? — не останавливаясь, спросил Федор. Позади следовал Михаил, Борис Сергеевич же остался снаружи. Аркадий не отвечал и все приближался. Почувствовав неладное, Михаил сбавил шаг, но Федора останавливать не стал. Мужчине уже было ясно, что план подчиненного провалился, и он решил, что они должны разобраться сами. И не важно, кто останется жив. Так будет честно. — Я задал тебе вопрос! — подойдя на близкое расстояние, требовательно напомнил Федор.

— Он мертв, — негромко ответил Аркадий.

«Вот и мне предоставляется шанс умереть человеком», — подумал Аркадий и сделал выпад, целясь ножом в область живота. Федор рефлекторно среагировал и, защищаясь, подставил руку с отсутствующим пальцем. Сталь вошла в кисть, словно в расплавленное масло. Федор закричал, но не растерялся и попытался контратаковать ударом кулака в лицо, однако, Аркадий оказался проворней и, целясь в голову, нанес удар топором в ключицу. Разрубив кость как щепку, топор сильно поранил шею и, судя по фонтанам бьющей крови, задел артерию. Федор не мог уже кричать, а лишь негромко хрипел и хрюкал, словно толстая хрюшка в жаркий летний день. Но в руках его еще была какая-то сила, и он пытался выхватить топор у Аркадия. А может, он просто держался за него, чтобы не упасть. Отчим Филиппа сделал еще несколько попыток освободить оружие из тела врага, но все было тщетно — слишком сильно кусок железа вошел в плоть до недавнего времени надзирателя, а теперь уже жертвы. Оставив эти попытки, он отпустил рукоять топора, и Федор в тот же миг упал на спину, все так же держась за него. Кровь била ключом из раны, тело схватили судороги, а Федор продолжал тихонько похрипывать. Пару секунд человек, за несколько минут совершивший уже два убийства, еще смотрел на свою жертву, будто бы обдумывая: «Добить или пусть сам сдохнет?» — но, видимо, так и не решив, перевел взгляд на Михаила, который все так же мирно стоял в стороне. Молча, не делая резких движений, они смотрели друг на друга, пока Аркадий не заговорил: