Дин Кунц - Предсказание

Она еще не отошла от наркоза. Но даже на спящем, расслабленном лице я видел следы страданий.

Я прикоснулся к ее руке. Кожа была теплой, возможно, в сравнении с моими ледяными руками.

Бледное лицо светилось, как лицо святого на картинах того столетия, когда люди верили в святых, а художники — даже больше, чем большинство людей.

Она лежала под капельницей, подключенная к кардиомонитору, в ноздри по трубкам поступал кислород. Я отвел глаза от ее лица только для того, чтобы взглянуть на монитор, показывающий работу сердца.

Мама и бабушка провели пару минут у Лорри, а потом поехали домой, к детям.

Я предложил уехать и отцу, но он остался.

— Мы съели еще не все сладости, которые привезла мать.

В предрассветные часы мы были бы на работе, если б не приехали в больницу, поэтому сонливости я не чувствовал. И жил лишь ради коротких визитов в палату Лорри, которые разрешали мне медсестры отделения интенсивной терапии.

На заре медсестра зашла в комнату ожидания, чтобы сказать, что Лорри пришла в себя. И сразу сказала: «Позовите Джимми».

Увидев, что она очнулась после наркоза, я бы заплакал, если б не опасался, что слезы ослепят меня. А я так хотел смотреть на нее во все глаза.

— Энди? — спросила она.

— В безопасности. Цел и невредим.

— Энни, Люси?

— С ними тоже все в порядке.

— Правда?

— Абсолютная.

— Бизо?

— Мертв.

— Хорошо. — Она закрыла глаза. — Хорошо.

Потом спросила:

— Какое сегодня число?

Мне не хотелось говорить правду, но потом я решил не кривить душой.

— Двадцать третье.

— Тот самый день.

— Вероятно, дедушка ошибся на несколько часов. Ему следовало предупредить нас насчет двадцать второго.

— Возможно.

— Худшее позади.

— Для меня.

— Для всех нас.

— Может, не для тебя.

— Я в порядке.

— Не теряй бдительности, Джимми.

— Обо мне не волнуйся.

— Ни на минуту не теряй бдительности.

Отец поехал домой, поспать три часа, пообещав вернуться с сандвичами с ростбифом и фисташково-миндальным тортом.

Утром, делая обход, доктор Корнелл объявил, что состояние Лорри внушает ему сдержанный оптимизм. Она определенно шла на поправку, хотя опасности возникновения осложнений еще не миновала.

Люди, родственники которых тоже лежали в отделении интенсивной терапии, приходили и уходили. Но мы находились в комнате ожидания вдвоем, когда к нам вновь заглянул доктор Корнелл и предложил мне присесть.

Я сразу понял, что он собирается сказать мне что-то важное и его слова будут той самой причиной, по которой дедушка Джозеф включил этот день в список ужасных.

Я думал о пулях, рвущих кишки, почки, сосуды, и гадал, какие еще органы могли получить повреждения. В голове сверкнуло: «Позвоночник».

— Господи, нет. У нее парализовало ноги, да?

На лице доктора Корнелла отразилось удивление.

— Ну что вы. Об этом я сказал бы прошлой ночью.

Я не позволил себе облегченно вздохнуть, потому что он не собирался поделиться со мной новостями которые следовало отпраздновать шампанским.

— Как я понимаю, у вас и Лорри трое детей.

— Да. Энни. Люси. Энди. Трое.

— Старшей дочери скоро исполнится пять лет?

— Да, Энни. Она такой сорванец.

— Трое детей младше пяти… это много.

— Особенно если у каждого из них свое живущее в стенном шкафу чудовище.

— Такой представляется Лорри идеальная семья?

— Дети у нас, конечно, хорошие, но не идеальные, и — я имею в виду количество детей.

— Ну, она хочет двадцать.

Он посмотрел на меня так, словно за ночь у меня выросла вторая голова.

— Скорее это шутка, — продолжил я. — Она согласна остановиться на пяти, в крайнем случае шести или семи. Двадцать — это преувеличение, показывающее, как важна для нее семья.

— Джимми, вы понимаете, как повезло Лорри том, что она осталась жива?

Я кивнул.

— И я понимаю, что ей предстоит долгий период выздоровления, но насчет детей не беспокойтесь. Ими будут заниматься мои родители и я. Лорри сможет спокойно набираться сил.

— Я не об этом. Джимми, дело в том… Лорри больше не сможет иметь детей. Для нее это будет ударом, вот я и не хочу, чтобы она узнала об этом до того, как поправится.

Если бы у меня остались только Лорри, Энни, Люси и Энди, я бы каждое утро и каждый вечер благодарил Бога за то, что Он дал мне так много.

Я не мог точно сказать, как воспримет она эту новость. При всей практичности она любила и помечтать, в ней сочетались реализм и романтика.

— Мне пришлось удалить один из ее яичников и фаллопиеву трубу. Второй яичник остался невредимым, но повреждения соседней фаллопиевой трубы неизбежно приведут к появлению спаек, из-за которых яйцеклетки не смогут проникать в матку.

— И восстановить ничего нельзя?

— Я в этом сомневаюсь. Кроме того, у нее осталась одна почка. Ей все равно не стоило бы беременеть.

— Я ей скажу. Выберу наиболее подходящий момент.

— Я сделал все, что мог, Джимми.

— Я знаю. И не могу выразить свою признательность только словами. Отныне и до конца жизни вы будете обеспечены выпечкой.

Доктор Корнелл ушел, но день продолжался, и я по-прежнему держался настороже, чтобы меня не застали врасплох неприятные сюрпризы, которые, возможно, увидел мой дедушка в последние минуты своей жизни. И при этом продолжал думать о бесплодии Лорри. Для меня это было грустное известие, но не более того. Она, возможно, решила бы, что это трагедия.

Отдохнув, папа вернулся с сандвичами с ростбифом, оливковым салатом, фисташково-миндальным тортом.

Позже, когда я на несколько минут заглянул к Лорри в палату интенсивной терапии, она сказала:

— Панчинелло все еще жив.

— Он в тюрьме строгого режима. Беспокоиться не о чем.

— Все равно я буду беспокоиться.

Слабенькая, она закрыла глаза.

Я постоял у кровати, глядя на нее, потом прошептал:

— Ты уж меня прости.

Она, оказывается, не спала. Спросила, не открывая глаз:

— За что мне тебя простить?

— За то, что втянул тебя в эту историю.

— Никуда ты меня не втягивал. Ты спас мне жизнь.

— Когда ты вышла за меня замуж, мое заклятье легло и на тебя.

Она открыла глаза, встретилась со мной взглядом.

— Послушай, человек-блин. Никакого заклятья нет. Есть только жизнь.

— Но…

— Разве я не сказала «послушай»?

— Да, мэм.

— Никакого заклятья нет. Есть жизнь, которая идет своим чередом. И в моей жизни ты — это счастье, о котором я могла только мечтать. Ты ниспослан мне за все мои молитвы.

В следующий визит Лорри спала, я осторожно надел ей на шею цепочку с кулоном-камеей, защелкнул замочек.

Хрупкая вещица, но неразрушимая. Может выдержать любые удары. Совсем как истинная любовь.