Сергей Байбаков - Пекло

А может, трезвонил пастух, что рано поутру выгонял на недальнее лесное пастбище белых, с черными пятнами, круторогих коров.

Кто в ту ночь предупреждал людей о смертельной угрозе, так и осталось неведомо.

Мать спешно растолкала Любомысла, и когда сонный мальчишка выскочил из избы, то увидел, что на дальнем краю деревни два саратана рушат, разметывают по бревнышку дома. Летели огрызки дерева, щепки. Средь пыли и крошева мерно вздымались серые длинные щупальца.

Любомысл, мало что соображая, увидел, как высоко в предрассветном небе вдруг мелькнула тень. Это раскорячившись лягушкой, и отчего-то быстро вращаясь летел человек. Застыл на мгновение, и озаряемый первыми лучами медленно-медленно — так показалась мальчишке — устремился обратно к земле. Раздался смачный шлепок. Вроде бы звук должен был потонуть в общем шуме разгрома, но Любомысл его услышал и содрогнулся.

Эту первую, увиденную им в жизни смерть, этот звук, он не забудет никогда. Верно говорят — смерть располохом берет.

А грохот и темная туча пыли на другом конце деревни нарастали. Уже трудно разобрать, что там происходит. В темных клубах мелькали членистые лапы саратанов, беспорядочно взвивались длинные щупальца. Не всегда пустые: Любомысл видел, что порой они окольцовывали, как змея небольшой пенек, людские тела.

Северные летние ночи светлы, а время было предрассветное, так что мальчишка видел все хорошо. Видел и запомнил первые мгновения нашествия…

— Бежим! Скорей бежим в лес, сынок! — кричала мать, и, схватив Любомысла за руку, потащила его, еще сонного, в сторону еще спящего спасительного леса.

Но… Чудовищ было слишком много. Вдали от берега мореходы встречали двух, изредка трех саратанов. А тут на маленькую прибрежную деревушку их напал целый десяток, а может быть и больше.

В происходящей суматохе маленькому, да еще сонному мальчишке тяжело было сразу понять — что происходит. Любомыслу казалось, что усыпанный галькой берег моря и устье реки шевелятся, что они вдруг стали серо-зелеными от покрывавших их туш саратанов. С испугу мерещилось, что из моря ползет нескончаемый быстрый поток.

И потом, много позже, Любомысл с трудом вспоминал, что же все-таки он видел в то утро.

На своих длинных, суставчатых, схожими с паучьими лапах, саратаны проворно носились по деревеньке. Еще бы: ведь на воздухе для них не было преграды — тугая вода не сдерживала движений. На суше саратан мог легко догнать лошадь. Чудища делали длинные прыжки, отсекая людям любой путь к спасению…

А торчащие из-под панциря щупальца беспощадно и слепо крушили все, что попадалось на пути чудовищ.

В лес ни Любомысл, ни его мать, ни остальные жители маленькой вендской деревни убежать не смогли. Не успели…

Любомысл припоминал, как неожиданно рядом с его избой возникла бугристая серо-зеленая туша чудовища. Делая громадные прыжки, саратан догонял бегущих в лес людей.

Одно из его длинных щупалец вдруг взметнулось, промелькнуло рядом со сжавшимся Любомыслом и окаменевшей вдруг матерью. Оно как бы невзначай коснулось стены. Небольшой избе хватило и этого прикосновения — она не выдержала удара и рухнула.

Раздался грохот. Что-то сильно стукнуло мальчишку по затылку. Голову Любомысла засаднило тупой тягучей болью. Дальше его воспоминания состояли из череды жутковатых и тягостных картин.

Смутно, какими-то отрывками, он видел, что со всех сторон — куда ни кинь взгляд — шевелятся длинные, с подошвой из толстых присосок щупальца. А концы их венчают острые зазубренные шипы. Два сходящихся друг к другу шипа.

Ему казалось — везде сверкают выпученные багровые глаза чудовищ. Множество мелких, с продольным зрачком глаз на одном общем корне смотрят на него.

Любомыслу чудилось, что над ним мелькают зазубренные клешни, так похожие на рачьи, только много больше — будто валуны на морском берегу; что они щелкают, хватают толстые венцы и раскатывают избу по бревнышку.

Любомысл уже не мог отличить, где морок, а где явь. Он впал в бред. И в этом бреду удивительно и страшно сплетались наваждение и правда.

Ему виделось, как на другом конце деревеньки саратаны пробивали в стенах домов бреши, сразу же тянули в проем щупальца и там ими быстро шарили — ища людей.

Чудовища шипели и гулко ухали, хватая жертвы. Они жадно — даже не дробя плоть зубами — их заглатывали.

Саратаны тащили в свои то ли пасти, то ли клювы и еще бьющихся в предсмертных судорогах, и уже мертвых.

Сожрав, чудовища выпускали щупальца и снова шарили ими в поисках добычи. Казалось, этому ужасному насыщению не будет конца…

Люди пытались защищаться, но сила была на стороне саратанов. И жители отдаленной вендской деревни ни с чем подобным не сталкивались и не знали, как оборонить себя. У лесного зверя есть клыки и когти. У охотника нож или копье. Они равны по силам. Но не могут люди тягаться с морской жутью, быть с ней на равных.

Оружие, с которым охотники ходили в лес, против морской нечисти не годилось. А чудовища обладали удивительным проворством и силой; тяжелыми клешнями и щупальцами.

Щупальца…

Еще много-много лет после побоища Любомысл будет их вспоминать.

Длинные — два десятка саженей, а то и больше — они оказались слишком стремительны даже для лесных охотников. И было их много: у каждого чудища — десяток; и предугадать невозможно — куда их бросит чудовище в следующий миг. Казалось, каждое из них живет свое отдельной жизнью.

Они то замирали, то волнообразно извивались. Шарили по сторонам — выискивая хоть что-нибудь живое… И прикоснувшись к теплой плоти резко вонзали крюки — что в человека, что в лошадь или корову.

Зацепив, они проворно обвивали жертву и сжимали кольца так, что струями брызгала кровь. А потом тянули труп к загнутому, усыпанном треугольными зубами клюву, с краев которого стекала пенящаяся мутная слюна.

Впоследствии Любомысл долго не мог взять в толк — как он пережил все это? Как ему удалось уцелеть и даже не остаться калекой? И размышляя над этим, он каждый раз приходил к одному и тому же выводу.

«Скорее всего, милосердные боги пожалели меня, наслали спасительное благо — это странное забытье, этот морок. Я ведь вроде бы видел, что творится. Но как-то смутно. Только когда от морока отошел, так сразу беду осознал. Не просто так меня придавила стена и пробило голову. Не просто так я стоял именно на этом месте, именно в этот миг. Убежать бы мы все равно не смогли. Ни мать, ни я… ни другие. Благо, что я не шевелился… Да, наверно все так оно и было. Ведь лесной хозяин — бер — не трогает того, кто догадался прикинуться мертвым. Но на деревню напали не мудрые лесные звери — а чудовища глубин. Наверно, саратаны просто не увидели меня…»