Максим Кабир - Призраки [сборник litres]

Сеньор Доминичи не выговаривал имя Федор и потому называл его Раф, в честь актера Рафа Валлоне, на которого, по мнению профессора, был чертовски похож библиотекарь.

И вновь челябинский сирота погрузился в книги. Он допоздна засиживался над изъеденными пожелтевшими страницами и домой приходил обессиленный.

Проводить пятничные вечера в компании с профессором он начал не из желания иметь друга и, уж конечно, не от одиночества. Дружба с Альдо Доминичи сулила выгоду, ключ к разгадке и ключ в прямом смысле слова. К тому же ученый помогал ему осваивать латынь.

Они прогуливались римскими улицами и говорили о поэзии. Профессора впечатлило то, что подопечный помнил наизусть целые отрывки из Данте. Как бы он впечатлился, узнай, что Федя прочитал «Божественную комедию» только из-за упоминания в ней зеркала.

Иногда японские, американские, австралийские туристы примечали Федю и махали ему руками…

– Hello, Billy!

– Didn’t expect to see you here, Kevin!

С легкой руки мамы участкового Говоруна, в свидетельстве о рождении Химичева значилось десятое августа – день, когда его нашли. Он перестал отмечать эту дату с тех пор, как уехал из Москвы, и не ждал подарков, и не нуждался в них.

Но в день двадцатисемилетия он получил от профессора заветный ключ.

– С его помощью, – сказал Доминичи дрожащим голосом, – ты сможешь в любое время попадать в закрытый библиотечный архив.

После этого, прижав Химичева к фонтану с наядами, сеньор Доминичи впился в его губы долгим мокрым поцелуем. Профессор был геем, но – Химичеву повезло – импотентом, и спать с ним не пришлось.

Зима 2002 года отметилась двумя важными событиями.

В построенном при Муссолини музее открылась выставка зеркал. Стряхнув с себя книжную пыль, Химичев часами бродил по галерее, словно дегустировал свое отражение. Величественные перламутровые рамы барокко, строгая оправа ампира и, главное, средневековые муранские зеркала, помутневшие от времени, покрытые сетью трещинок. Дефект накладывался на отражение, будто прошлые эпохи затеняли Федю Химичева.

Здесь он задумался над тем, кто же он. Существует ли настоящий Федя, или он лишь кривое зеркало? Человек, похожий на чьего-то сына, чьего-то зятя, Эммануила Робертовича… Не живущий сам по себе. Что если под слоями амальгамы ничего нет? И – его пробрала дрожь – что если за дверями в конце ледяного туннеля – тоже нет ничего?

Выставку он покидал подавленный, смущенный. Он пока не знал, какое поворотное событие поджидает его в глубине архива.

«Secretum speculo» – «Тайное зеркало». Так называлась переплетенная в кожу книга, обнаруженная им поздним февральским вечером.

Герметический трактат, написанный в XVI веке алхимиком Лафкадио Ди Фольци. Ди Фольци был монахом-доминиканцем, химикусом и естествоиспытателем. Он неоднократно посещал Византию, изучал цивилизацию Востока и наследие Античности. Главной страстью его жизни были Тайные Двери, speculi – зеркала.

И, одержимый той же страстью, Химичев сгорбился над трактатом. Он водил пальцем по тексту, сверялся со словарем, его глаза блестели, когда очередная алхимическая криптография раскрывала перед ним свои секреты. Он читал и переписывал магические заклинания, составленные Лафкадио Ди Фольци четыре века назад, а за окном завывал ветер и вспыхивали, отражаясь в осколках зрачков, молнии.

В майском номере газеты «Il Messaggero» вышла статья под заголовком «Гипнотизер-грабитель». В ней, не без доли иронии, повествовалось о супруге известного римского адвоката, которая впустила в дом совершенно незнакомого господина, приняв его за мужа, и отдала большую сумму денег. Загадочный двойник адвоката бесследно растворился. К статье прилагался сделанный камерами наружного наблюдения снимок, и, хотя лицо злоумышленника было смазанным до неузнаваемости, многие римляне опознали в нем своих близких и друзей, а одна пожилая женщина увидела на фотографии Хулио Иглесиаса.

Слава Химичева абсолютно не интересовала, равно как и красоты Венеции. Шагая вдоль канала, он смотрел исключительно вперед. С набережной он свернул на улочку-sottoportego, столь узкую, что солнечные лучи не доставали до нижних этажей. Улица упиралась в ремесленническую мастерскую с табличкой «Стекла и зеркала».

Хозяин, вертлявый коротышка по имени Спартако Коцци, радушно встретил гостя. Еще бы, не каждый день к нему заходил сам Фабрицио Кваттрини, коллекционер и тончайший ценитель.

– Сеньор Кваттрини! – вскричал Коцци. – Как давно вы в Венеции?

– Месяц, – сдержанно проговорил Химичев и сел напротив хозяина. Покончив с дружескими формальностями, он рассказал о причине визита.

– Я хочу заказать у вас зеркало. Но это будет необычное зеркало, и я готов щедро заплатить.

Коцци потер пухлые ручки. Он любил деньги, но работу, тем более работу с таким экспертом, любил сильнее.

– В чем заключается необычность?

Вместо ответа Химичев пододвинул мастеру исписанную страницу блокнота. Коцци водрузил на нос очки и поднес листок к глазам. Через минуту он посмотрел на заказчика поверх страницы, присвистнул и вернулся к чтению. Через две воскликнул:

– Ртуть? Ртуть, а не серебро?

– Именно так.

Спартако Коцци отложил бумагу, сцепил пальцы на толстом животе и задумчиво произнес:

– Действительно необычно. Сеньор Кваттрини, я не смею подвергать сомнению ваш профессионализм, но зеркало с таким широким фацетом будет иметь плохую светопускаемость и не даст идеального отражения.

– Мне не нужно идеальное отражение, – с расстановкой сказал Химичев. – Мне нужно, чтобы вы сделали все, как здесь написано. И еще, я буду присутствовать при изготовлении.

Работа проходила на принадлежавшей Коцци небольшой фабрике. Заказчик стоял на балкончике и зорко следил за тем, как кроят и режут листовое стекло, как давятся ядовитым испарением, покрывая заготовку ртутно-оловянной амальгамой. Спартако Коцци, в свою очередь, наблюдал за заказчиком.

«Что он бормочет? – хмурился мастер. – Что он шепчет себе под нос?»

В какой-то момент Коцци почудилось, что на балкончике стоит вовсе не Фабрицио Кваттрини, а тощий низкорослый тип с редкими серыми волосами. Коцци протер глаза. Наваждение исчезло. Итальянец решил впредь не пропускать воскресной мессы.

Вечером в отель Al Ponte Antico, где Химичев снимал номер, курьер доставил заказ. Напольное зеркало, два метра высотой и метр шириной. Выглядело оно непритязательно. Без рамы, с необработанными краями. Отражение мутное, как в грязной луже. По амальгаме сбегала волнистая свиль, кое-где вздулись пузыри. Но Химичева осмотр удовлетворил.

Он положил зеркало посредине комнаты, лег на него, свернулся клубком. И уснул.

Ему приснился замерзший океан. Вставшие на дыбы, но усмиренные немыслимым холодом волны и водяная пыль на их гребнях. Подпирающие черное небо глыбы айсбергов. Ощетинившиеся ледяные шипы-волосы. И все это было зеркалом. И все это скрипело, и трещало, и рвалось. И закованный океан обратился к Химичеву из-под толщи льда: