Борис Конофальский - Хоккенхаймская ведьма [СИ]

Но сержант и подоспевший стражник уже держали его.

А кавалер не ответил ни на грубости, ни на удар, он спокойно спросил:

– Ёган, ты запомнил тех людей, что тебя били?

Ёган, всё ещё сидевший на земле, тут же вскочил, вырвавшись из крепких рук, подошёл к Волкову, поднял меч с мостовой и злорадно ухмыляясь сказал, указывая пальцем:

– А то, трое меня били, вон те. Я всех запомнил.

Больше говорить было не о чем, кавалер повернулся и пошёл в гостиницу. Там он небрежно кинул все ещё взволнованному распорядителю, который ждал его у двери:

– Подавайте завтрак.

Тот кивал, а все господа, сидевшие в зале, с уважением провожали кавалера взглядами.

Когда Максимилиан помог ему разоблачиться, завтрак уже был на столе. Кавалер уселся есть, но тут пришёл брат Ипполит и сказал:

– Стражник этот спрашивает, какие будут у вас распоряжения. Или подождать ему, пока вы позавтракаете?

Волков, задумчиво разглядывавший свой меч, уставился на Сыча и спросил:

– Ну, меч-то мы мой нашли, а что теперь делать? Как нам дальше вещицу нужную искать?

Сыч стал чесать небритое горло, потом затылок, напряжённо размышлял, корчил рожи и, вздохнув, произнёс:

– И ниточек нет у нас никаких, вот ежели бы вы сказали, что хоть ищем. Может…

– Нет, – прервал его Волков. – Не скажу.

– Нам бы Вильму сыскать или Ганса Спесивого. Если они в «Безногом псе» орудовали, то и знают про купчишку вашего. Да вот как их сыскать.

– Монах, – чуть подумав, произнёс кавалер, – передай сержанту, пусть кабатчика из «Безногого пса» берёт и в крепкий дом тащит, а ещё Чёрного Маера, если не подох, тоже пусть тащит туда же.

Брат Ипполит кивал запоминая.

– Ну, верно, – соглашался Сыч, – поспрошаем. Может, что и узнаем.

Волков велел жестом всем удалиться, и Эльза спросила у него негромко из-за плеча:

– Распорядитель спрашивает, вам вина, господин, или пива?

– Пива, – отвечал кавалер.

Эльза положила на красивую тарелку жареной ветчины и жареных яиц. А сама, чуть не бегом, кинулась за пивом.

Чёрный Маер едва дышал, соратника Ганса Спесивого пока решили оставить в покое. А вот трактирщика Ёзефа Руммера в кабаке, в «Безногом псе», не было. И дома не было. О том кавалеру сообщил сержант. Волков смотрел на сержанта Гарденберга с подозрением. Честно говоря, он ему не верил. И подумывал, что сержант мог предупредить трактирщика, только вот зачем ему было это нужно. Разве что трактирщик откупился. А сержант под этим взглядом чувствовал себя очень неуютно, он мялся, мялся и вдруг выпалил:

– Найду я вам его, господин.

– Найдёшь? – Сомневался кавалер.

– Найду, есть у меня мыслишка. У свояка он. Они дружки старые.

– Оруженосца моего возьмёшь с собой.

– Так возьму если надо, – согласился сержант.

– Максимилиан, ступайте с сержантом. Притащите мне этого проныру трактирщика.

Пока ловили Ёзефа Руммера, он и Сыч пошли в тюрьму, делать было нечего, решили поговорить с пекарем Кирхером о том, о сём. Меч нашёлся, и вопросов, вроде, к нему не было, но почему-то отпускать его Волков не хотел.

Пришли в камору, Сыч дал Кирхеру кусок сыра.

– Сынка кузнеца отпустили, – забубнил тот, беря сыр, – значит, меч вам отдали.

– Отдали меч, отдали, – соглашался Сыч, занося в камеру табурет для кавалера.

– Так и меня отпустите, безвинен я пред вами.

Волков уселся и, глядя на жующего пекаря, сказал:

– Поговорим с тобой сначала, если договоримся – то отпустим.

– Я уже и так наговорил лишку. Эти сволочи Тиссены мне теперь житья не дадут.

– А чего они тебе, ты разбойник, они бюргеры, чего тебе их бояться? – Спрашивал Сыч.

– Эх ты, сразу видно, что ты чужой тут. Тиссены из гильдии, а гильдии, если соберутся и решат, то даже бургомистра нагнуть могут, и серебро у них водится, так что лихих людей с ножами сыщут, коли нужда будет. Будь ты хоть разбойник, хоть благородный – ежели решили убить – убьют. – Он помолчал. – Да и не разбойник я уже, шестнадцать лет как не разбойник. Купец я.

– А чего из ремесла ушёл, тут разбойникам раздолье.

– Женился и ушёл. Шестнадцать лет уже как.

– Значит, женился. И с тех пор не воруешь шестнадцать лет?

– Да. Не ворую больше. На хлеб хватает и без воровства.

– А Вильму давно знаешь? – Спросил Волков.

– Так шестнадцать лет знаю, может, и больше, она меня с женой познакомила. Я ж раньше с Вильмой промышлял.

– А она из приюта была?

– Она – да, они обе из приюта. Там баб, которым мужики любы, мало, но моя как раз из таких была. Вильма нас и свела.

– А Вильма, значит, мужиков не жаловала? – Продолжал интересоваться Сыч.

– Нет, какой там. На дух мужиков не переносила, она любительница волосатого пирога прикусить. А мужиков она только спаивала да грабила.

– И убивала, – добавил Волков.

Пекарь Кирхер только глянул на него, ничего не сказал. Съел последний кусок сыра.

– Значит, баба твоя из приюта была, – продолжал Сыч. – А кто ж в те времена приютом заправлял.

– Так красотка Анхен и заправляла.

Волков бы и пропустил это мимо ушей, а вот Сыч был не такой:

– Вроде, не пил, а ерунду буровишь. – Он усмехался.

– Чего? – Не понимал Кирхер.

Да и Волков не понимал, куда клонит Фриц Ламме.

– Того, сколько по-твоему лет Анхен.

– Не знаю, лет двадцать пять, может. – Пожимал плечами пекарь.

– Может, и двадцать пять, хотя я думал, что меньше. Так как она тогда шестнадцать лет назад в приюте верховодила, если ей в те времена было девять лет?

Кирхер смотрел на Сыча, хлопая глазами. А Сыч смеялся:

– Пить тебе тут нечего было, видать, ты просто умом тронулся, любезный. От тишины. Такое бывает.

– От какой тишины? Чего тронулся?

– Того тронулся, – пояснял Фриц Ламме, – даже если ей сейчас тридцать годков, чего быть не может, то с твоих слов она в четырнадцать лет стала приютом командовать.

– Не знаю я, – бурчал недовольно пекарь, – я, когда бабу свою из приюта забирал, нас Анхен благословляла, и старуха тоже. А сколько Анхен было годков, мне почём знать?

Что-то было не так тут, как-то всё не вязалось. Волков даже встал, он не мог понять, что именно не так, но чувствовал, что пекарь не врёт, но не думал, как Сыч, что он ошибается. Пошёл к двери, захромал. Сыч пошёл за ним.

– Эй, добрые господа, а мне дальше сидеть тут? Я вам, вроде, всё сказал, – запричитал пекарь. – Может, отпустите меня?

Кавалер встал у двери, на миг задумался и потом произнёс:

– Нет, ещё посидишь, а то ведь и сбежать можешь.

– Так хоть пива принесите, а то эти тюремщики только воду гнилую дают, с неё животом замаешься.

– Пиво принесём, – обещал кавалер.

Они вышли на улицу, кавалер глянул на весеннее небо. Потом спросил:

– И что теперь делать будем?

– Не знаю, экселенц, нам надобны Вильма, Ганс или трактирщик. Нам хоть одного поймать из них.