Борис Конофальский - Хоккенхаймская ведьма [СИ]

– Бьянку возьму, она козлищ жалует.

Так и разошлись они, Анхен пошла к старухе, а Ульрика пошла в покои, где нашла весёлую девицу в хорошей одежде. Что была весела, валялась в кровати и пела что-то другим женщинам.

– Пошли, певунья, – сказал Ульрика,– женишок тебе нашёлся.

– Молод ли?– Сразу поинтересовалась девица.

– Моложе не бывает. И красив ещё.

– Да и пойду, раз так, – Бьянка встала, и начала править одежду.– А богат? Сколько даст? А делать что ему?

– Бесплатно потрудишься, матушка просит. А делать будешь всё, чтобы голова у него кружилась. Чтобы не в себе был.

– Ну ладно, сделаю.– Важно сказала девица, встала к зеркалу, разглядывала себя, что-то правила на лице.– Сейчас мне идти? Куда?

– Сейчас,– отвечала Ульрика,– я с тобой пойду,– она глянула на женщин, что праздно сидели на кроватях,– а вы что сели? Полная печь золы вас дожидается, дрова перенесите в кухню, простыни снимите, на прачку несите. Сидят, зады отращивают, пошли работать!

Они с Бьянкой пошли в богатую часть дома, где жила матушка Ульрика и Анхен. Там, в столовой, сели ждать Анхен. Ждать пришлось не долго, вскоре из покоев благочестивой Кримхильды вышла Анхен. Подошла к ним, и, достав из шва рукава платья старую, чёрную от времени иглу, показала её женщинам и спросила:

– Знаете, что это?

– Знаем,– кивнула Ульрика, а Бьянка молчала.

– Знаете, что с ней делать?

– Знаю, госпожа моя,– опять говорила Ульрика.

– Так делайте, – Анхен отдала иглу своей подруге.

– Найдёте того кто нам нужен в центре, у ратуши, я только что его в шаре видала. Ступайте. Уж сделайте это. Иначе плохо нам всем будет.

Ульрика, ничего не сказала, воткнула иглу себе в шов рукава платья, а Бьянка и подавно молчала, ничего не понимала, но чувствовала, что дело серьёзное, раз Анхен так просит.

Ульрика вязала Бьянку за руку и поспешила из покоев на улицу, а потом и в город искать того, кто им нужен был.

Максимилиан Брюнхвальд был горд тем, что ему дозволено было носить сине-белую одежду с великолепным чёрным вороном на груди. Берету него был с пером, подарок отца. А ещё были сапоги, шоссы и меч. Всё было у него не дорого, но хорошо. А ещё у него был конь, кавалер дал ему настоящего коня, а не мерина. Не каждый молодой человек в пятнадцать лет имел своего коня.

Одежду, особенно колет с гербом господина он держал в чистоте. Не то, что Сыч, колет у юноши был чище даже чем у Ёгана. Сапоги и коня он тоже чистил, не ленился.

Особо гордился Максимилиан, когда кавалер позволял ему нести его штандарт. Ехать впереди в красивом колете со страшным чёрным вороном на груди, нести штандарт и иметь право кричать на всех, кто суетится на дороге – это было истинное удовольствие.

В эти мгновения Максимилиан чувствовал себя настоящим оруженосцем, а не каким-то жалким пажом.

А кавалера он очень уважал, это уважение привил ему отец, который знал кавалера недолго, но был очень высокого мнения о нём как о воине. К тому же, как об удачливым воине.

Юноша, находясь рядом с кавалером, многому учился у него, и манере разговора, и поведению. Жаль, что обращению с оружием он не учил Максимилиана. Но он и не должен был.

Всем остальным юноша был доволен.

Он вышел из почты, где толстый почтмейстер опять ему сообщил, что для кавалера Фолкофа писем нет, и легко запрыгнул на коня. Взял поводья и стал уже поворачиваться, чтобы ехать в трактир где завтракал кавалер, да не поехал, не дал коню шпор, а наоборот притормозил его.

Прямо пред ним стояли две девушки, они держались за руки, одна что-то шептала другой и обе с усмешками смотрели на него.

Он немного растерялся, и хотел поворотить коня, чтобы объехать их. Так они не позволили ему, засмеялись и снова встали у него на пути.

– Добрые госпожи, дозвольте мне проехать.– Еле смог от смущения сказать юноша.

– А не дозволим,– вдруг нагло сказала та, что постарше.

И обе они засмеялись.

– Так отчего же?– Удивился Максимилиан.

– А хотим знать кто вы такой, юный господин,– заговорила вторая девушка.– Мы всех юных господ в нашем городе знаем, а вас нет.

– Отвечайте, юный господин, кто вы?– Говорила та, что постарше.

Он вроде и слышал её, но глаз не мог оторвать от второй. Той, что была моложе. Юноша никогда ещё не видал таких, как она.

– Я… Я Максимилиан Брюнхвальд. Оруженосец кавалера Фолькофа.

У юной ещё девушки, кожа была не такая как у местных девиц, она была смуглее, и волосы её были если не черны, то уж точно темно-каштановые. И вились они красивыми локонами из-под замысловатого чепца. Глаза её были карие и большие, как вишни, а улыбка открывала белые ровные зубы. Она была обворожительна.

– Меня зовут Ульрика,– продолжала вторая девушка,– а это Бьянка. Да я смотрю, вы взгляд от неё не отводите?

Девушки снова засмеялись над ним и даже не скрывали этого.

– Что? Нет,– засмущался Максимилиан.– Я просто смотрю…

– Ах, так вы думаете, что некрасива Бьянка?– Наглела девица.

– Что, неужто я некрасива?– Притворно скривила божественные губки смуглянка. А сама так и пожирала юношу своими глазами вишнями.

– Да как же вы не красивы, вы очень красивы.– Мямлил Максимилиан, не зная как ему быть.

Чтобы он не делал, чтобы не говорил, весёлые девицы всё над ним смеялись. Но были так прекрасны… Особенно Бьянка.

– А где вы живёте? – Спросила Ульрика, освобождая юношу от состояния смущения.

– Кавалер живёт в гостинице «Георг Четвёртый», а я при нём.

– «Георг Четвёртый!»– одновременно воскликнули обе девушки. И Бьянка продолжила. – Видно господин ваш богатей, там же останавливался сам император.

Тут юноша почувствовал даже гордость:

– Да, мы там стоим уже неделю.– Важно сказал он.– И стоим мы в тех же покоях, в каких стоял император.

– И что же, ваш господин спит на той кровати, что спал сам император?– Не верила Ульрика.

– Конечно,– теперь Максимилиан даже улыбнулся. Девушки, конечно, были прекрасны, но и он был не лыком шит.– Кавалер спит на той же кровати и ест из той же посуды, что и государь наш.

Тут девицы не сговариваясь, кинулись к нему одна с одной стороны коня, другая с другой, стали брать его за сапоги и говорить с ним одновременно.

– Господь Всемилостивейший, добрый наш юный господин, дозволь нам поглядеть те покои, как все мечтают хотя бы поглядеть на императорские покои. И нам больше всех. Проведи нас взглянуть одним глазком. Юный наш господин, окажите такую милость.

Максимилиан снова растерялся. Две молодые женщина, одна из которых красива, а вторая и вовсе прекрасна, стояли у его коня, трогали его сапоги, смотрели на него и умоляли его. Как же можно было им отказать, да ещё в такой мелочи?

– Господин наш, так что же, покажете покои?– Не отставала от него Ульрика. И сладко улыбалась и говорила дальше,– Уж если покажете, то и Бьянка вам что-нибудь покажет, в долгу мы не окажемся.