Виктор Песиголовец - Ловелас и два ангела

А это черноглазое чудо все еще стояло в прихожей и смотрело на меня так преданно и нежно, что я едва сдержался, чтобы снова не броситься к нему и не заключить в объятия.

После чаепития Инга предложила мне принять ванну и немного отдохнуть.

— Ты неважно выглядишь, Ванечка! — обеспокоенно сообщила она. — Видимо, накопилась усталость. Смой ее! Я приготовлю тебе ободряющую купель.

Инга вскипятила воду в большой, пятилитровой кастрюле, бросила туда пучок каких-то трав и целую горсть сосновых иголок. Пока все это настаивалось, набрала воды в ванну, принесла широкое махровое полотенце и самолично раздела меня, оставив только трусы.

— Их снимешь сам, а то скажешь, что я к тебе пристаю! — засмеялась она. И, подхватив кастрюлю с газовой плиты, направилась в ванную комнату. Я последовал за своей подружкой. — Сейчас вылью настой, размешаю его как следует — и милости прошу!

Когда все было готово, она лукаво улыбнулась и вышла, прикрыв за собой дверь.

Я нырнул в теплую зеленоватую воду, источавшую пряный, немного тяжелый аромат. Однако сразу же почувствовал, как мои мышцы приятно расслабились, а тело приобрело необъяснимую легкость, будто притяжение земли неожиданно уменьшилось вдвое.

Дав мне от души понежиться, Инга постучала в дверь.

— Ванечка, хватит плескаться, вода уже остыла! — не заходя в ванную, крикнула она. — Вылезай, а то простудишься! Только ничего на себя не надевай, просто обмотайся полотенцем.

Я так и сделал.

— Иди, ложись, отдохни! — наказала Инга, когда я показался на пороге. — Сейчас быстренько постираю твое белье и приду делать тебе массаж.

— Ну, ты придумала — стирать мое белье! — проворчал я. — У меня что, руки, по-твоему, не оттуда растут? Никто мне никогда не стирал трусы.

Она бросила на меня взгляд, полный укора:

— Имею я право постирать белье любимого мужчины?

— Имеешь, — нехотя согласился я. — Но только в чем я пойду домой? Трусы ведь до полуночи не высохнут…

Инга безмятежно махнула рукой:

— Да пусть себе сохнут, сколько хотят! Я тебе купила новые. Они в спальне, в шкафу, на верхней полке.

— О, так ты мне уже и трусы покупаешь? — рассмеялся я. — Решила примерить на себя роль жены? Не советую! Такого плохо мужа, как я, еще поискать!

Она взглянула на меня со смятением:

— Ванечка, мне так хочется заботиться о своем мужчине, баловать его, лелеять, холить… Это же нормально, правда?

— Спасибо тебе за это! — немного взволнованно проговорил я и, поймав ее руку, прижал к губам.

Инга радостно улыбнулась.

Трусы действительно лежали на полке в шкафу. Я сразу разорвал целлофан и натянул их на себя. Впору! Вот Инга молодец! На глаз определяет размер.

Минут через десять она вошла в спальню с какой-то баночкой.

— Что это у тебя? — поинтересовался я, лежа поверх одеяла в новом белье.

— Это мазь, которую я приготовила специально для тебя, — пояснила Инга, проникновенно заглянув мне в глаза. — В ней много ароматных масел — грецкого и кедрового ореха, семян овса, тыквы и зародышей пшеницы. Я разотру тебя всего. Подставляй сначала спину!

Я покорно перевернулся на живот. Комнату тут же наполнил легкий, не резкий, но настойчивый аромат. И нежные пальчики Инги забегали по моему телу.

Массаж продолжался не менее получаса.

Наконец, женщина устало произнесла:

— Все, Ванечка! Надеюсь, тебе понравилось?

— О да! — подтвердил я, протягивая к ней руки. — Спасибо, солнышко!

— А теперь ты мне сделай массаж! — попросила она, наклоняясь к моему лицу и целуя в висок.

— С удовольствием! — охотно согласился я. — Ложись!

Инга вскочила с кровати.

— Я только принесу из кухни другую мазь, которую приготовила для себя! — и выпорхнула из спальни.

В баночке было какое-то тягучее и липкое, словно клей, месиво, но пахло оно довольно приятно.

— Здесь мед и ароматные масла бергамота, грейпфрута, лаванды, розмарина и пачули, — женщина с интересом наблюдала, как я вертел баночку туда-сюда, разглядывая ее со всех сторон. — Это чисто женская мазь, мужчинам она не подходит.

— Ну что ж, ложись! — я слез с кровати, освобождая место Инге.

Она сбросила с плеч халат, игриво повела плечом и, лукаво покосившись на меня, не спеша улеглась на белую простынь.

Я зачерпнул пальцем мазь и начал интенсивно втирать ее в бледную кожу женщины.

— Ванечка, полегче! — попросила она. — И не спеши!

Когда мои движения замедлились, Инга блаженно потянулась и промурлыкала:

— Вот так, вот так, Ванечка! Какие у тебя нежные пальчики!

Потом пришел черед нанести мазь на переднюю часть ее тела. Она перевернулась на спину и, не открывая глаз, указала рукой на свое лицо:

— Начни с него!

Я осторожно растер мазь на щеках, лбу, скулах и подбородке Инги. Затем перешел к шее, груди, животу.

— Теперь смажь нижнюю часть тела! Только ничего не пропусти! — предупредила она и с готовностью раздвинула бедра.

Я обработал все, кроме самой нижней части ее живота.

— А там, Ванечка! — напомнила женщина. И, видя мою нерешительность, хитровато ухмыльнулась.

Я отрицательно покачал головой:

— Не могу! Нельзя!

Инга взяла мою руку и приставила ее к своему паху:

— Почему нельзя? Я тебя нисколько не стесняюсь, так что действуй смело!

Когда процедура массажа, наконец, закончилась, меня бил озноб.

— Что такое, Ванечка? — с нарочито озабоченным видом осведомилась моя бесстыжая подружка. — Ты замерз?

— Если бы ты знала, как я тебя хочу! — признался я честно.

— Так в чем же дело, миленький? — она отодвинулась к стене, освобождая место рядом с собой. — Снимай свой крестик, а то, не ровен час, он опять меня травмирует, и ложись.

Я отрицательно покачал головой:

— Нельзя, ты же знаешь…

— Да знаю, знаю! — тяжело вздохнула Инга, недовольно поморщившись. Но тут же обнажила свои белые зубки в широкой улыбке: — И готова еще потерпеть. Пока что мне достаточно и таких вот незатейливых ласк — объятий, поцелуев, поглаживаний… Главное, что ты меня хочешь. Осознание этого согревает мне сердце и дает надежду, что в недалеком будущем я стану получать от тебя гораздо больше…

Я благодарно чмокнул ее выше пупка.

Потом мы сидели на кухне и пили душистый травяной чай. Инга сказала, что после массажа его нужно выпить не меньше четырех стаканов.

— И желательно хотя бы шесть часов не выходить на улицу, — прибавила она. — А часов двенадцать нельзя купаться и употреблять спиртное.

Инга сидела передо мной голышом, не пожелав накинуть халат.

Я хлебал душистое варево, смотрел на нагое тело этой озорной нескромницы и с ужасом понимал, что рано или поздно не устою перед ее чарами…

Но бежать от нее я не мог. Все мое естество противилось этому.