Надежда Сакаева - Бессмертие графини

Конечно, он мог бы остаться незамеченным, но в тот момент не видел в этом смысла.

Как оказалось — зря.

Столь явное неуважение вызвало гнев моего рыцаря. Еще бы, ведь какой-то крестьянин посмел тыкать ему, пускай и младшему, но сыну барона. Будь на его месте кто другой, нахала ждала бы немедленная расправа.

— Ты ко мне обращаешься? — останавливаясь, холодно спросил Иероним, давая глупому человеку шанс одуматься.

— К тебе, к тебе. Больше тут аристократиков не видать, — нахал шансом воспользоваться не спешил, а словно наоборот, хотел нарваться еще больше и вывести Иеронима из себя.

— Ты в курсе, что полагается за такие дерзкие слова? — спокойно осведомился мой рыцарь.

Никто и никогда из простых людей не смел прежде дерзить ему так открыто. Благородных уважали, ведь за неуважение можно было поплатиться. Хотя моего отца, например, никто бы не посмел оскорбить из любви, а не из страха, ведь он делал многое для своих вассалов. Впрочем, недовольные находились всегда, но одно дело рассуждать о своем господине, сидя на сеновале, и совсем другое — выражать свое недовольство вот так, прямо!

Это было… это было просто немыслимо!

— Сначала подойди, если не боишься. Ты один, вне стен своего замка и без солдат. Что ты сможешь нам сделать? — нахал не желал проявлять благоразумие.

Иероним усмехнулся.

Мой благородный рыцарь никогда не считал себя кровожадным, но сейчас был обязан наказать наглеца показательно.

Даже не будь он вампиром, рыцарь против пяти деревенских мужиков — расклад беспроигрышный.

Годы тренировок с тяжелым мечом, развитие стойкости и реакции — такое не проходит даром. Пускай на стороне мужчин были грубая сила и численный перевес, но Иероним одолел бы их, даже будучи просто человеком.

А уж вампиром…

Мой рыцарь без страха приблизился, полностью уверенный в своем превосходстве.

Разувериться пришлось очень быстро.

Когда Иероним подошел, мужчины окружили его, но рыцаря это совершенно не пугало.

Однако вместо того, чтобы нападать, один из них… порезал себя.

Закапала кровь и глаза Иеронима вспыхнули в ночи ярко-алым, а клыки удлинились. Но он продолжал держать себя в руках, ведь не зря мы прежде тренировались столь усиленно.

Однако мужчины уже увидели то, что им было нужно.

— Нечистый! — крикнул один из них.

Иероним не собирался оправдываться.

Обычно после такого восклицания следовали молитвы и угрозы святым распятием. Ни что из этого на нас не действовало, а потому люди уверялись в ошибочности своего суждения даже без внушения. Однако и внушить при необходимости мой рыцарь вполне мог, но не хотел зря тратить силы.

Впрочем ожидаемого не последовало. Вместо этого в руках мужчин появились цепи.

— Наверняка вы заблуждаетесь, — спокойно проговорил Иероним, осознав, что без внушения все же не обойтись и заглядывая ближайшему прямо в глаза. — Я рыцарь, сын барона.

— На нас не действуют твои дьявольские штучки, кровосос, — крикнул тот, кому Иероним пытался внушить. — Твои глаза могут пылать, но у тебя не получится нас одурачить!

После этого Иероним обеспокоился уже всерьез.

То, что на людей не действовало внушение, буквально выбило его из равновесия. И он решил отступить.

Цепи, которые мужчины теперь держали так, что Иероним оказался в центре круга, не были для него препятствием. И потому он ринулся прямо между ближайшими людьми, намереваясь легко сбить их с ног и убраться куда подальше со всей доступной ему скоростью. Ведь он не хотел причинять им зла.

Это и стало его главной ошибкой.

Железо, покрытое рутой, обожгло его. Шок, боль и непонимание заставили растерянно остановиться, и вот тут-то эти крестьяне, схватили его, на поверку оказавшись охотниками, сильными и умелыми.

Они связали его цепями, и от этого Иерониму было мучительно больно. Кроме прочего на голову ему накинули мешок, так же пропитанный отваром руты. Сосредоточиться на том, куда его везут, Иерониму не удавалось — трава ослабляла его чувства, делая уязвимым. Но кажется, везли далеко.

Остаток ночи и следующий день Иероним провел перекинутый через круп коня, мучаясь от слабости, жажды и боли. То, что похитители озаботились полностью укрыть его от губительных лучей полуденного солнца указывало только на одно — он был нужен им живым.

Это несколько ободряло Иеронима, но как оказалось, зря.

— Лучше бы они убили меня на месте, — эти слова мой рыцарь произнес все тем же бесцветным, лишенным эмоций голосом, и лишь то, как дрогнуло его лицо, выдавало его настоящие чувства. — Все две недели они держали меня в каком-то темном и сыром подвале. Они не допускали туда солнечный свет, но сгореть быстро было бы куда предпочтительней.

— Они чего-то хотели от тебя? — задал вопрос граф.

— Нет, — Иероним покачал головой. — Они не просили у меня ничего. Они просто издевались надо мной. Они не давали мне крови, они держали меня в цепях. Они заставляли меня пить настой этой ужасной травы и я чувствовал, как он буквально выжигает меня изнутри, но чертова вампирская сила не позволяла мне умереть. Они не давали мне отдохнуть ни на секунду, сменяя один другого в своих пытках. Они резали меня ножами, смазывая лезвия мазью из травы. Они не хотели, чтоб я умер, но я желал смерти нам всем.

От его глухого голоса мне стало не по себе. Слишком уж холодным он был. На секунду мне даже показалось, что я услышала в нем интонации графа.

Графа, который наверняка сам и подстроил все это!

Иначе откуда охотникам было знать, что Иероним — не человек? И почему парочка вампиров графа смогли найти моего рыцаря почти мгновенно, в то время как мои поиски заняли уйму времени и не увенчались успехом?

Мне определенно стоило донести эту мысль до Иеронима!

Но прежде, чем я что-либо сказала, мой рыцарь обернулся ко мне.

— Твоя вина есть во всем этом, — все так же обманчиво спокойно проговорил он. — Ты должна была сказать мне. Нет. Ты была ОБЯЗАНА сказать мне. Если бы я только знал об угрозе, я возможно смог бы ее избежать. Был бы более аккуратен и осмотрителен. Но ты промолчала. А я мучился в этом чертовом подвале, спасаясь лишь воспоминаниями о тебе.

— Иероним, — я протянула к нему руки, но он лишь отвернулся.

— Не сейчас. Мне стоит побыть одному. Наверное, граф, вы в чем-то правы. Люди жестокие животные и они не имеют жалости. Значит, возможно, и нам не стоит жалеть их, — и с этими словами мой рыцарь покинул комнату.

***

Я понимала ненависть Иеронима.

Он перенес столько боли, что и не мог относится иначе к тем, кто похитил и пытал его. Вот только я и подумать не могла, что такое отношение перейдет не на отдельных людей, но и на все человечество в целом.