Игорь Фёдоров - Чудес никто не отменял

Итак, осталось девятнадцать Марин, и все Черниковы. У семи из них страницы были заблокированы с пометкой «только для друзей». Оставшиеся двенадцать, молодые и красивые, были в свободном доступе, чем я и воспользовался.

Когда девушка популярна, или считает себя таковой, то количество ее фотографий зашкаливает. Уже у Марины №1 их оказалось 547 штук. Я начал поиск с выбора изображений из предварительного просмотра, а именно, меня интересовали фото летнего сезона, где она фигурировала в майках или купальниках. На них я искал наличие у главной героини того самого медальона. Но из всех украшений на этой девушке, я ничего похожего не обнаружил. Это, конечно, ровным счетом, ничего не говорит. Не факт, что медальон обязательно должен был засветиться на этих фотографиях. Не скрывался ли он под шубой на фото зимнего периода? И не являлась ли моя Марина доступной «только для друзей»? И находилась ли она вообще на «Одноклассниках»? Есть еще социальные сети…

От всех этих вопросов, у меня в голове стоял туман. Уже вторые сутки мой мозг подвергается столь жесткому испытанию. Я не осилил и половину фотографий, а часы тем временем уже показывали второй час ночи. За это время я дважды успел сбегать в подъезд для перекура, и трижды налить чай. Не лучше ли было начинать поиск с той Марины, у которой было более скромное количество фотографий. Но как всегда, умные мысли приходят с опозданием.

Отложив поиск до более подходящего времени, я приступил к запланированному научному эксперименту. Осторожно пробравшись на кухню, я открыл холодильник и достал из морозильной камеры обернутый в тряпку медальон. Что и требовалось доказать — на месте медальона лед растаял, образовав темный круг. Вот родитель изумятся, заглянув сюда. Я же почувствовал не удивление, а удовлетворение от доказанного факта — обыкновенный металл не может вести себя столь вызывающе. Этот или прилетел случайно из глубин космоса в качестве метеорита, или был наделен определенной силой с помощью какой-нибудь магии или секретного научного опыта. Других вариантов я еще не придумал. В любом случае, в магазине такую вещь не найдешь.

Вот так, не спеша, от одной части эксперимента, мы подошли ко второй. Я вошел в ванную комнату, щелкнул дверной защелкой, и остался в полной темноте. Только медальон, крепко зажатый в кулаке, просвечивался сквозь кожу пальцев. Я разжал ладонь, и ванная осветилась тусклым светом. Слабым, но достаточным, чтобы в темноте можно было рассмотреть окружающие предметы. Будто в медальоне находилась маленькая лампочка.

Что может светиться в темноте? Фосфор, радиация. Но откуда тогда берется тепло? Что греет этот кусок металла? И самое главное — зачем?

Однако, все дела на сегодняшний день я посчитал законченными. На завтра я решил опять заглянуть в библиотеку, одной из положительных сторон которой являлась работа и в воскресные дни, до обеда. Я хотел встретить бабу Любу, чтобы узнать последние новости и расспросить, как выглядела эта несчастная Марина, чтобы облегчить ее поиск в соцсетях.

Я завел будильник на каждый час оставшейся ночи, чтобы проверить, работает ли медальон, запертый в холодильнике.

Работает.

Восходящее солнце опять освещало верхушки деревьев, только на этот раз с другой стороны. Позолота медленно стекала по ветвям, плавно капала вместе с листьями на холодный асфальт. Город согревался на солнце, прохлада пряталась в тени домов. День обещал быть жарким, насколько это может позволить себе ранняя осень.

Большую часть ночи я не смыкал глаз, а теперь требовалось больших усилий, чтобы их открыть. Первым делом заглянул в холодильник, с тайной надеждой. Жив, зараза.

Звонок в больницу не принес ничего нового. Сообщили об отсутствии положительной динамики и равнодушно положили трубку. И как тут можно на что-то надеяться?

С такими невеселыми мыслями я приступил к осуществлению своего плана. Хорошая погода не очень способствовала поднятию моего настроения. Солнце пыталось осветить закоулки моей души, в которых прятались мрачные мысли, но лучам не хватало сил добраться до них.

Библиотека тоже не поддерживала общее настроение дня. Несмотря на солнечную погоду, она как будто оставалась в тени. Видно события последних дней наложили отпечаток и на это здание. Тем не менее, двери были приветливо открыты. Автомобиль Нины Николаевны грелся на солнце. Захотелось взять что-нибудь острое и оставить длинную царапину на капоте. Так сказать, на память. Но я решил, что автомобиль ни в чем не виноват.

Я осторожно поднялся по ступенькам, не желая создавать лишний шум. Сегодня хотелось увидеть бабу Любу. Именно ее, а не Нину Николаевну. Плохую, нехорошую Нину Николаевну.

В воскресное утро посетителей, естественно, не наблюдалось. А вот у меня, похоже, появилась вредная привычка являться раньше всех. Я прошелся по пустому и мрачному коридору, мимо щитовой и склада. Единственным интерьером были портреты классиков далекого, и не очень, прошлого. Все это немного напоминало обстановку старинных замков, только без канделябров с плачущими свечами. Свет излучали тусклые лампочки под пыльными плафонами. После яркого и радостного уличного света и последних событий, окружающая тишина казалось зловещей, а углы темными. Пол, покрытый старым линолеумом, таинственно поскрипывал и предательски выдавал мое присутствие. Учитывая, что я две ночи подряд занимался умственной работой вместо здорового сна, сложно было не заметить некоторого ухода от реальности. Даже узор на линолеуме напоминал мне языческий символ на медальоне. Атмосфера здесь царила удручающая. Где-то в глубине помещения послышался стон библиотекаря, убитого здесь в начале 70-х. По ночам он… Ну ладно, это я так неудачно пошутил. Но атмосфера сегодня действительно была не очень.

Двери гардероба были открыты. Изнутри на меня с любопытством смотрели крючки, номерки и баба Люба.

— А ты чего, родненький, опять так рано приперся?

Стоит сказать, что баба Люба работала гардеробщицей во многих библиотеках, у нее большой опыт, и поэтому разговаривала на правильном литературном языке.

— Здрасте, баб Люба, — я старался говорить как можно тише, — а я так, заскочил узнать. Может, что нового стало известно?

— О Маринке, что ли?

Как же она громко говорит, или мне просто так показалось.

— А что тут нового? Зарезали ироды, чтоб им паленой водкой отравиться! Бедняжку нашу ножиком по горлу, и все! И нет девахи! Чтоб им самим так же, да не сразу. А чтоб помучились!

Тут она всплеснула руками, слезы покатились из глаз. И запричитала, да так громко:

— Убили красотулю нашу, волки позорные. Ягодку нашу сгубили! Увели, отобрали!

Стенания ее заполняли помещение, как вода — стакан.