Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

Виталя покивал с выражением умудренного старца и стал внимательно смотреть на предметы, расставленные на кафедре.

— В каббалистике кровь — это материализация души. Каббала, по сути, дисциплина очень близкая к алхимии… В определенных аспектах, конечно…

Этот ровный, спокойный, уверенный голос дурачка пугал Романа. По спине бегали холодные мурашки. Но парень, у которого не было других вариантов, хотел принимать внезапное здравомыслие психа за большую удачу.

Да и особо раздумывать обо всех странностях возможности не было. Да и мало, что ли, уже вокруг странностей?

Дурачок продолжал вещать. Разумно и весомо:

— …Вот и получается, что с каплей крови Юля отдала частичку своей души. А что может стать антиподом души?

— Не знаю… Бездушие?

— Не пори чепуху, — раздраженно бросил Виталя, стукая об пол штативом. — Нет у души антипода. Есть тело, но это не антипод.

— А-а-а-а.

Волкогонов кивнул, но так и не понял, куда клонит его напарник. Виталя снова грохнул импровизированным посохом и наклонился близко-близко к Роману. Так близко рельеф его костистого лица до ужаса походил на каменную маску.

— Юля отдала частичку себя — а тебе нужно отдать все, что у тебя есть, чтобы спасти ее и других, чтобы уничтожить апейрон. Так давай. Давай же!

— Что?! — невольно выкрикнул Роман, отшатываясь от безумца. Ему стало очень страшно. В эту минуту Виталя пугал его чуть ли не больше, чем протовещество, чем перспектива гибели всего мира. Но отступать было уже некуда.

— Что я могу отдать?

— Все, — послышался ему негромкий ответ Витали. — Деньги для начала.

— Деньги?

В рюкзаке у Романа лежала пачка банкнот — все его сбережения, которые он собирал на новую гитару и комбик и на чертову годовую оплату репетиционной базы. Волкогонов судорожно сглотнул и принял решение. Если протовещество поглотит мир, деньги ему уже не пригодятся.

Как только деньги соприкоснулись с деревом столешницы, они стали дымиться, шипеть и потрескивать. Огня не было, но бумага истлевала прямо на глазах, превращаясь в серовато-желтую горстку праха.

— Мало, — констатировал Виталя, не отрывая глаз от невероятной метаморфозы. — Давай все, что ты создал. Все, что сделал. Все, чем ты останешься на этой земле.

Душа Романа рухнула в пятки — даже дыхание перехватило. Но отступать было уже некуда. Он прекрасно понял, о чем говорил Виталя. Конечно, не о табуретке, сколоченной на уроках труда. Не о торте, испеченном ко дню рождения мамы. Он вытащил из рюкзака сильно потрепанную тетрадку, в которой записывал свои стихотворения с шести лет, которую хранил и берег, которой поверял все свои самые сокровенные мысли.

Чтобы положить тетрадку на кафедру, парню пришлось закрыть глаза: ему казалось, что он вырывает себе легкое, так трудно и больно стало дышать — смотреть на то, что произойдет с его внутренним миром (а именно этим была наполнена каждая страница), не было никаких сил.

Раздалось душераздирающее шкворчание, запахло горелой бумагой. Однако, когда Роман открыл глаза, стало ясно, что и на этот раз ничего не изменилось.

— Все равно мало, — констатировал псих и посмотрел на Волкогонова обвиняющим взглядом, словно тот намеренно что-то скрыл или не пожелал отдать на общее благо. Парень растерянно пожал плечами.

— Мало, говорю.

— Но у меня больше ничего нет.

— Ага, конечно, — голос Витали звучал будто издалека, сочился издевкой. Из его облика пропали все признаки безумия, а во взгляде проступили властность, сила, целеустремленность. Дурачка больше не было. Да и был ли он на самом деле?

Но Роман не заметил этого — перед его глазами стоял образ Юли. Ее фигура наливалась цветом, объемом, приковывала к себе внимание, завораживала.

Но наваждение длилось недолго — облик его прекрасной возлюбленной замерцал и исчез, а в уши ворвался скрипучий рев Витали:

— Мало! Мало! Деньги — тлен. Стихи забываются. Освободись! Отдай мне себя! Силу! Здоровье!

В момент секундного колебания перед глазами Волкогонова снова появилась Юля. Она манила его куда-то, протягивала руку, предлагая пойти вместе. Пойти туда, где намного лучше, где нечего бояться, где тепло и радостно, где не нужно постоянно превозмогать себя, страдать и бороться. Там, куда звала его любимая, они смогут быть счастливы. Вместе. Все, что требуется от Романа, — избавиться от своей так называемой силы. Да и не было ее никогда, он же не Серега Зигунов. Не Шаткин. На физкультуре пятерку ему ставили просто чтобы не портить аттестат. Здоровье? Да оно уже и не нужно. С таким богатством совсем не жаль проститься.

Радостно улыбаясь и протягивая руку к сияющей фигуре медноволосой гимназистки, парень кивнул:

— Забирай.

Как только слово было сказано, ноги подкосились, а голова внезапно стала легкая-легкая. Звенящая, искрящаяся пустота наполнила каждую клетку. Волкогонову показалось, что он сейчас взлетит, понесется вслед за своей любимой в небо, в сияющий свет, в чарующую бесконечность. Его мысли становились меньше, истончались, пропадали, будто невесомые паутинки. Но было в этой легкости что-то… какая-то маленькая заноза царапала ощущение счастья. Она засела на краю сознания и скреблась, подобно бродячему коту. Роману хотелось избавиться от нее, выбросить, забыть, но не получалось. Даже сквозь невыносимо чудесную улыбку Юли эта проклятая заноза не давала покоя. И парню пришлось сосредоточиться, повернуть свой внутренний взор в сторону этого скребущегося недоразумения. И внезапно Юлин образ, заполнявший все, исчез, лопнул, как мыльный пузырь. «Схлопнулся».

А реальность оказалась кошмаром.

Кругом царил хаос. Протовещество бурлило уже повсюду, пожирая остатки материального мира. От кабинета химии почти ничего не осталось, только мелкие обломки, смутно угадывающиеся формы, некогда бывшие стенами, партами и шкафами. Все это стремительно растворялось в бесформенном «нечто», а в эпицентре бурления парила непропорционально огромная, уже теряющая свои очертания фигура Витали.

Роман в ужасе глянул на него и краешком гаснущего сознания осознал, что совершил непоправимую ошибку, проглядев все странности и метаморфозы дурачка. Конечно же, Виталю поглотил апейрон, и это он теперь выл из растворяющейся фигуры:

— Это не все! Не все! Отдай мне свой разум!

Сил сопротивляться уже не было — тело не слушалось, в голове все путалось, мысли опадали, как хлопья пепла.

— Давай! — гаркнул безумец и схватил своей ужасающе гигантской, холодной и липкой пятерней Романа за голову.

И наступил мрак. Мозг опустел окончательно. Не осталось ничего. Последнее, что парень услышал, прежде чем осесть на пол, был торжествующий голос:

— Вот и все. Ха-ха. Теперь ты Рома Дурачок. А я апейрон! Я сверхвещество. Сверхсущество. Я разум всех поколений. Сверхразум! Ты проиграл!