Василий Щепетнёв - Дети Луны

— А Фе-Фе… Федор Федорович то есть, нашелся?

— Нет. Но, знаете, учитывая привычки нашего профессора, искать лучше не торопясь. Во всяком случае, искать с милицией. Найдут, а как он мертвецки пьян? И больнице позор, и ему.

В словах Виктора Петровича была сермяжная правда. На улице-то он не лежит, нашли бы уже, а вот у какой-нибудь молодки…

Я покинул кабинет в печали и тревоге. Не понравилось мне исчезновение Алексея Васильевича. Ничего не сказал, взял да и уехал. И потом, как он узнал про сестру? Телефон не работает, электричества нет.

Я пошел домой. Поработал, и будет. Одной переработки с начала месяца вышло часов… — я попытался подсчитать и не смог. Совсем плохая голова. Еще и запуганная.

Одним страхом меньше стало после встречи с Соколовым — тот ехал на велосипеде навстречу. В магазин, не иначе, ездил, в северный. Там хлеб на полтинник дешевле, чем в южном, который к нему ближе, макароны, масло — на рубль. Небольшая ныне денежка — полтинники да рубли, а если на триста шестьдесят пять дней умножить, даже на триста шестьдесят шесть, если год високосный, уже сумма. Особенно для Соколова. Районный спорткомитет не олимпийский, не до жиру.

— Видел, главный ваш семью в машину посадил, да и поехал, — сказал он мне.

— Куда поехал?

— По дороге в Черноземск, а там — кто знает. Я почему внимание обратил: жена его спрашивала, куда спешим, а он на нее — зверь зверем, торопись, мол, дура.

— Так и сказал — дура?

— Нет. Крепче. Но упор был на слове «торопись».

Я рассказал про попавшую в аварию сестру.

— Может быть. Но тогда брать жену и ребенка вовсе не обязательно. Не на похороны же… И потом, знаешь, не он первый уехал сегодня, ваш главный.

— В каком смысле — не первый?

— Да все начальство, кто вчера на ночь глядя, кто сегодня спозаранку вместе с чадами и домочадцами, кто победнее — на одной машине, кто побогаче — на трех рванули из района, словно советская власть вернулась. Говорят, подобное было в Припяти в восемьдесят шестом.

— В Припяти? А что у нас в Припяти?

— У нас уже ничего. А у украинцев саркофаг стоит над четвертым блоком.

— Ну… Это ты хватил. До ближайшей атомной станции километров двести. И не слышал я ничего… Гражданская оборона опять же молчит.

— Она всегда молчит, — и Соколов поехал в присутствие или даже домой.

А я пошел к себе.

Если нет автомобиля, то, быть может, стоит купить велосипед?

Не такой, как у Соколова, а — горный.

Буду на нем по горам ездить. В отпуск поеду куда-нибудь в Альпы. Или на Валдайскую возвышенность. А для Маркизы приспособлю корзину на багажник.

То-то будет весело, то-то хорошо!

Видно, не судьба мне поспать вволю. У самого дома нагнал милицейский Уазик, и Ракитин, приоткрыв дверцу предложил:

— Подвезти?

— Да вот он, мой дом, будто не знаешь.

— Тогда зови в гости.

— Заходи, коли того… Пришел…

Николай выпрыгнул наружу, бодрый, энергичный, собранный. Мне стало досадно: отчего я такой квелый, словно вчерашнее картофельное пюре? Тоже хочу порхать и сереньким чирикать перепелом. Наступит ли время?

Отпустив машину (я едва успел сделать ручкой Степан Степанычу, водителю), он зашагал быстро и пружинисто, заставляя меня еще больше пожалеть о лишних килограммах и пренебрежении утренней гимнастикой. Еще и бегать похвально, по утрам, вслед уходящей ночи. В кроссовках от известной фирмы или даже босиком, по примеру Ивана Харитоновича. Стекло вот только мешает, битое стекло. А то бы побежал, слово даю, побежал, присоединившись к адептам босикомства. К их чести нужно сказать, что босикомцы не только не сорят, не только других призывают уважать землю, но и убирают ее при каждом удобном случае. Если увидишь в Теплом человека с ведерком, по пути подбирающем в него всякую дрянь, особенно битое стекло, то сразу ясно — босикомец!

Догнав у подъезда Ракитина, я придержал капитана за рукав:

— Вот здесь вчера некто напал на нашу санитарку, бабу Настю и нанес ей телесные повреждения. Искусал, проще говоря.

— Сильно искусал?

— Пришлось оперировать, переливать кровь.

— Она здесь…

— Она за мной приходила, из больницы. Ждала, пока я денусь. А некто на нее и напал. Я вышел, выстрелил из твоего пистолета.

— Из твоего, — поправил Ракитин.

— Выстрелил, он и убежал. Хороший газ, однако.

— Хороший, — лаконично ответил Николай. — Потерпевшая в сознании?

— Когда я уходил — спала после операции. Последствия шока.

— Ты думаешь, шока?

— Что ж еще? — удивился я.

— Очень надеюсь, что ты прав. Ладно зови меня внутрь.

Но пока я у двери шарил по карманам в поисках ключа, открылась дверь напротив, и выглянул Володя.

— А, Корней Петрович! — он юркнул назад и вышел уже с туристским топориком. — Давеча вы в машине оставили.

Не глядя на капитана, я взял топор.

— Как там старушка?

— Жива, спасибо, что подвез, — я торопливо открыл дверь.

Навстречу выскочила Маркиза, встала на задние лапы и обняла меня. Ну, не меня всего, а левую ногу.

— Понимающая кошка, — деликатно сказал капитан.

Вода, по счастью, была. Вместо электромотора трактор приспособили, иначе водокачка опустела бы в три часа. Мы, теплинские, смекалистые!

Посадив кошку на табуретку, я вымыл руки и заглянул в холодильник. Одно название, что холодильник — хранил я в нем продукты стратегического резерва, которым тепло не страшно. Преимущественно консервы.

И початую «Гжелку».

— Ты теплую водку пьешь?

— Я даже горячую пью. Наливай.

Но я все-таки прежде открыл «кальмары в собственном соку», «сайру тихоокеанскую» и нарезал черствого хлеба. Потом налил и водку. В один стакан.

— А себе?

— Перемирие у меня с водкой.

— Ага, понятно, — он выпил, закусил кальмаром, сайрой тоже не побрезговал. Потом налил уже сам, потом еще. Обе банки смолотил, а бутылку уполовинил.

— Я, понимаешь, с дежурства, как и ты, потому голодный. Прослышал, здесь пальба была, решил проведать. А ты не промах, еще и с топором! Отбил старушку.

Я скромно убрал топорик за холодильник.

— Если серьезно, то знай, ты поступил совершенно верно. И учти, в данном случае ничто не может считаться превышением обороны.

— В каком — данном?

— В этом самом. На твоих глазах напали на старушку… Кстати, ты разглядел нападавшего?

— Какое. Испугался, выстрелил. Инстинктивно.

— Инстинкты у тебя здоровые. И потому, действительно, объявить перемирие водке — идея своевременная.

— Еще бы. Ведь четверо пропали на моих глазах.

— Четверо?

Я перечислил — невропатолог и трое из «Скорой», что поехали в Соколовку.

— Забыл, — укоризненно покачал головой Николай.

— Кого?

— Уж не знаю, как правильней, кого или что…