Йон Линдквист - Химмельстранд

Петер вытер палец о рубашку, вытянул руки по швам и встал по стойке «смирно», слегка откинувшись назад, противодействуя силе, тянувшей его к горизонту.

Жизнь, пропади она пропадом, не вечный праздник.

Какая разница? Вернуться в лагерь, к Изабелле и Молли… может, даже удастся выбраться из этой западни, вернуться в действительность и продолжать копошиться в дерьме… Еще год, потом еще.

Теперь у него есть альтернатива.

Я иду.

Он сел в машину, запустил двигатель и поехал туда, где над горизонтом сгустилась черная траурная полоса.

Охо-хо…

Майвор, кряхтя, собрала банки в холодильник. Взяла две и села на стул. Одну, с кока-колой, поставила у левой ноги, вторую, с «Будвайзером», — у правой. Надо передохнуть и отпраздновать — как-никак, нашла целый клад.

Иногда она позволяла себе выпить глоток-другой некрепкого пива — с сэндвичем с креветками, к примеру. Совсем другое дело. Но когда она в последний раз села вот так, посреди дня, и открыла банку пива? Двадцать лет назад? Тридцать?

С чувством совершаемого греха Майвор отколупнула металлическую дужку, слизнула мгновенно полезшую пену и сделала большой глоток.

Не сказать, чтобы так уж вкусно, но она глотнула еще раз — только потому, что есть такая возможность. Обычно она старалась воздерживаться — прежде всего, чтобы не поощрять Дональда. Тот, когда войдет в раж, успевает только комкать пустые банки одну за другой и швыряет их к двери. Поглядывает с удовольствием — дескать, я еще ого-го как могу. И вид у него при этом такой…. Майвор сморщила нос. Вид у него неприятный. Даже отталкивающий. Горькое пойло, что мужики в нем находят.

А по части секса между ними давно уже ничего не происходило. В молодости-то Дональд донимал се чуть не каждую ночь, а то и по нескольку раз, и, надо признаться, к большому ее удовольствию. А потом родился младший, Хенрик, и что-то погасло. Погасло — и больше не загорелось.

Вначале у нее просто-напросто не было сил, а когда вдруг появлялось желание, ничего не получалось у Дональда. Они никогда на эту тему не говорили — о таком мужчина с женщиной говорить не должны. Но постепенно даже и пробовать перестали.

Майвор вздохнула и потянулась за банкой с колой — смыть горький вкус. Ну да, она, конечно, не Элизабет Тейлор. Лишний вес, ноги враскоряку, дряблые мышцы, но… а если бы не лишний вес? Так и продолжалось бы, как началось?

Сомнительно. Набрала в рот кока-колы, покатала от щеки к щеке и выпила.

Даже не сомнительно, а точно — нет. Не продолжалось бы. Дональд… каким он стал… как он ведет себя, как разговаривает… Майвор представила себя и Дональда в постели, и ее затошнило.

Вот, значит, до чего дошло… И, если говорить правду, может, лучше было бы, если бы он никогда не вернулся. Неужели она не заслужила немного покоя? Неужели до конца жизни обречена быть в услужении у… не будем называть, у кого? Она посвятила жизнь детям, но почему теперь-то нельзя посчитать ее предназначение выполненным?

Майвор поставила банку на пол, откинулась на стуле и сложила руки на животе — надо расслабиться, по-настоящему расслабиться.

Она расслаблялась секунд пять, пока взгляд ее не упал на зеленый газон. Она резко выпрямилась, прищурилась и…

Как это может быть?

Джимми…

Она в своем уме, нечего и опасаться. Она выдумывает свои беседы с Джеймсом Стюартом, что да, то да, но она же прекрасно понимает, что это выдумки и ничего больше. Усаживает его напротив, придает ему тот образ, который ей больше по душе, — то из одного фильма, то из другого. Заставляет говорить по-шведски.

Но этот-то, кто приближается, кто косолапит, как Уилл Локхарт, и одет, как Уилл Локхарт из «Человека из Ларами», — этот-то никакая не выдумка! Странно: она уже больше часа не думала о Джимми Стюарте. И уж подавно ничего не делала, чтобы вызвать его образ, — не вглядывалась в фотографию, не зажмуривалась.

А он все равно явился. Позвякивают не прикрытые джинсами шпоры на сапогах, револьверная кобура на бедре, а от замшевой куртки при каждом шаге поднимается легкое облачко пыли, словно он только что скакал по выжженным солнцем прериям. Загорелое, обветренное лицо, а из-под знаменитой белой шляпы, в которой он снимался самое малое в десятке вестернов, сияют ярко-синие наивные глаза.

Джимми Стюарт идет к ней и улыбается…

Майвор нервно огладила платье. Так хочется стряхнуть все — грязь, лишние килограммы… много лишних килограммов, лишние годы… очень, очень много лишнего.

Майвор прекрасно знает, что Джеймс Стюарт уже семнадцать лет лежит в могиле, и то, что она видит, — наверняка какое-то виртуозно проработанное привидение, мираж-профессионал. Возможно, она тоже двинулась рассудком, как и Дональд, — но какое это имеет значение! Он же здесь . Потрясающий мужчина, которого она видела на экране сотни раз, лучший из них всех, несравненный Джимми Стюарт.

Она настолько не сомневалась, что видит именно его, а не бесплотный призрак, что удивление у нее вызвало только одно: а где же его конь? Где его Пи, преданно сопровождавший его из вестерна в вестерн?

И именно этот вопрос она задала, когда вышла ему навстречу.

— А где же Пи?

Джеймс Стюарт прикоснулся кончиками пальцев к шляпе. От этого жеста и без того ослабевшие ноги Майвор совсем подогнулись, и она мысленно выругала себя за идиотизм. Ей стало стыдно, как девчонке.

Он же ни слова не понимает по-шведски.

Она густо покраснела, и не только из-за своей дурацкой ошибки… придется объясняться по-английски, а это вовсе не ее сильная сторона. Дональд, когда они были в США, постоянно дразнил ее — произношение чудовищное, а словарный запас, как у трехлетнего ребенка.

Но нет — Майвор с облегчением выдохнула. Джеймс Стюарт улыбнулся своей застенчивой улыбкой и сказал на чистом шведском языке:

— Пи на этот раз не смог меня сопровождать. К сожалению.

В этом «к сожалению» явно прозвучал уппландский акцент, будто Джимми родился и вырос в тех краях, откуда и она родом. Но Майвор даже не насторожилась — наоборот, обрадовалась. Можно поговорить без помех.

Она решила придать знакомству более формальный характер. Начинать разговор с вопроса про лошадь — просто-напросто невежливо.

— Простите, — сказала она и поклонилась. — Добрый день. Я — Майвор.

Она протянула руку, и Джеймс Стюарт охотно ее пожал. Крепкое, но не грубое рукопожатие, сухая и теплая мужская рука. Как хорошо бы сделаться маленькой-маленькой, каким-нибудь птенцом, цыпленком, забраться в эту ладонь и провести там остаток жизни.

— Джеймс… Впрочем, Джимми. Меня все так называют.

Майвор сглотнула слюну и кивнула. С чего начать разговор? Не лепетать же ему, как она любит его фильмы, как мечтала встретиться с ним всю сознательную жизнь, — все женщины в его окружении наверняка только об этом и долдонят. Не надо показывать смущение…