Татьяна Корсакова - Лабиринт Медузы

– И что теперь делать? – Ника смотрела прямо перед собой.

– Ждем.

Ждать пришлось недолго. Рафика Давидовича позвали к столу Агаты. Этого времени Ивану хватило, чтобы смахнуть Никин десерт на салфетку и сунуть в карман. Операция прошла успешно, манипуляцию с десертом никто не заметил.

Рафик Давидович обернулся в тот самый момент, когда Ника положила ложечку на опустевшую тарелку. Во взгляде его черных глаз Ивану почудилось удовлетворение. На душе сделалось тяжело. Подозрение, которое еще пару часов назад казалось глупостью, прямо сейчас обретало плоть, а в кармане его пиджака лежало вещественное доказательство. Оставалось только понять, доказательство чего. Того, что милейший Рафик Давидович травит Нику наркотиками?

Как же она ненавидела эти семейные ужины! Теперь уже точно семейные, коль Агата признала ее своей внучкой.

Это было… неожиданно. Вот именно, неожиданно! Когда-то Ника уже посмела надеяться. Ничего хорошего из этого не вышло. Сама же Агата и разбила ее хрупкую надежду вдребезги, а теперь осколки прилюдно собрали и склеили, официально признали Нику достойной славного рода Адамиди. Вот только ее согласия спросить забыли. Хочет ли она быть одной из них?

Ника и сама не знала. Растерялась. Испугалась. Но невидимую связь с женщиной, над головой которой извивались золотые змеи, почувствовала.

А потом были Ксю и Юна с их яростным отрицанием и ставшими уже привычными нападками. И собственная злость на тех, кто не желал не то что признавать ее ровней, а вовсе замечать. И радость от того, что возвращается способность видеть. Хоть что-нибудь, хоть как-нибудь! И робкое, не до конца объяснимое чувство, которое вышибало из легких остатки воздуха, стоило только Серебряному коснуться ее руки… Слишком много чувств на нее одну. Она отвыкла, сознательно отучила себя чувствовать. И теперь ей почти физически больно. И хочется наконец сбежать с этого чертова ужина!

Сбежать не получилось. По крайней мере, не получилось сбежать незамеченной. Они с Серебряным были уже почти у выхода, когда их окликнули.

– Молодые люди! Можно вас на секунду? – Ей даже не нужно было видеть стального цвета тень, хватило одного только голоса, чтобы понять, что это Артем Игнатьевич.

– Все нормально, – шепнул Серебряный и крепко сжал Никину руку. Змеи всколыхнулись, потянулись к его лицу. Нике даже пришлось мотнуть головой. Эта галлюцинация ее больше не раздражала и не пугала, к змеям она уже почти привыкла. Куда сильнее ее пугало, что Серебряный тоже может оказаться всего лишь частью галлюцинации.

– Как ваши дела, Ника? – Стальная тень встала напротив.

– Хорошо, спасибо.

– Вы уже уходите?

– Ухожу.

Артем Игнатьевич ей нравился. Не нравился только допрос, который он собирался ей учинить. Серебряному, кажется, тоже.

– Позвольте поинтересоваться, вы пойдете прямо к себе или планируете прогуляться по вилле?

– К себе. Я устала.

– Понимаю. – Стальная тень кивнула.

– А почему вы спрашиваете, Артем Игнатьевич?

– Змея оказалась ядовитой? – Серебряный умел задавать куда более конкретные вопросы. Хорошо, что Артем Игнатьевич не стал от них увиливать.

– Да. Ядовитой и очень агрессивной. Это просто чудо, что она не напала.

– И в здешних местах такие водятся? – Вот и непонятно, кто ведет допрос. Но Нике очень хочется получить ответ.

– Редко, но встречаются. Ника, вы не переживайте, я распорядился, чтобы вашу комнату осмотрели со всей тщательностью. Больше никаких змей, уверяю вас!

– Спасибо! – Она и в самом деле была ему благодарна. Хотя что-то подсказывало ей, что змей бояться не стоит, даже самых опасных и самых ядовитых. Бояться стоит людей.

– Но я бы попросил… – Артем Игнатьевич сделал многозначительную паузу. – Я бы попросил вас не покидать свою комнату до завтрашнего утра. Нам всем так будет спокойнее.

Ей хотелось спросить, кому «нам», но она не стала. Если бы Агата захотела проявить заботу о новоявленной внучке, она бы проявила ее сама. Но Агате были чужды сантименты. Может, поэтому язык не поворачивался назвать ее бабушкой?

– И пожалуйста, не нужно сегодня ходить к морю. – Стальная тень развернулась к тени серебряной. Было очевидно, что просьба эта адресована не только Нике.

– Это касается лишь нас с Никой?

– Это касается всех гостей без исключения. Завтра всех нас ждет непростой день и непростая ночь. И мне не хотелось бы… эксцессов.

Про эксцессы Ника все поняла правильно, потому покаянно кивнула.

– По этой причине я распорядился до утра выставить охрану на пляже. Так сказать, во избежание. И послушайтесь доброго совета, ребята, лягте сегодня спать пораньше. Отоспитесь перед ночью большого отлива.

– А отлив точно случится? – Ника не хотела спрашивать, но вот… не удержалась.

– Полвека назад случился.

– И вот прямо такой масштабный? – А это уже Серебряный. Ему тоже интересно. – Юна говорит, что у берегов острова глубина семь метров. Как-то не верится во все эти… легенды.

– Мне тоже не верилось. Полвека назад.

– А теперь? – Отчего-то Нике было важно получить ответ именно на этот вопрос.

– А теперь я стал старше на пятьдесят лет, и жизнь заставила меня пересмотреть взгляды на очень многие вещи.

– Как она доберется до острова? – Снова Серебряный. Вот, значит, какой вопрос интересует его.

– Ника… – на плечо легла тяжелая ладонь, и змеи зашипели, потянулись к тому, кто посмел тронуть Нику без разрешения. – Вы не должны ничего бояться.

А она боится! Это там, за столом, перед Ксю и Юной она старалась казаться бесстрашной и равнодушной, но Ксю права – море смертельно опасно…

– Инициацию лабиринтом проходят все девушки рода Адамиди.

– Вот только сестра Агаты не прошла…

– Это был несчастный случай. – Нержавеющая сталь потускнела, словно инеем покрылась. – Больше подобное не повторится. Вам нечего бояться.

– А если повторится? – Серебряный сжимал Никину руку крепко, до боли. И Ника была ему благодарна.

– Не повторится.

– Почему вы в этом так уверены?

– Тогда были особые обстоятельства. Мы приняли меры.

– Но вы так и не ответили нам, как доберется до острова Ника, которая даже в море войти не может, чтобы не устроить… – Серебряный осекся, и змеи обиженно зашипели. Змеи умели обижаться за Нику.

Она ведь и в самом деле обиделась. Понимала, что он прав, что не хотел сказать ничего оскорбительного, что всего лишь констатировал очевидное, но горло словно сдавила невидимая рука.

– Я справлюсь, – сказала она и вздернула подбородок. – То, что было, больше не повторится. – И улыбнулась серебряной тени вежливой и холодной улыбкой. – Я не стану устраивать ни истерик, ни…