Арна Логард - Из каморки

— Это плачут Желя и Карна, богини смертной печали. Они оплакивают твою скорую смерть, — ответила чужачка.

— Мою смерть? — удивилась девочка.

— А ты еще не поняла? — улыбнулась черноволосая. — Этот мир — все, из чего ты состоишь — твои детские, девичьи, женские и старушечьи этапы жизни. И ты, несмотря на то, что тебя пытались сбить с пути, смогла победить страх перед каждым из них, — объяснила чужачка. — И дошла до конца. Осталась самая малость, — сказала она и достала из-за пояса кинжал.

Блакита вытерла заплаканные глаза. — Раз пришла пора прощаться, расскажи мне напоследок про Желю и Карну, — попросила она. — Уж очень интересно.

— Хорошо, — кивнула головой девочка и улыбнулась.

«В одной из далеких земель Яви, где соединяются две древние реки, среди черных лесов, на вытоптанном лошадями поле столкнулись два войска. И длилась эта смертельная битва не дни и не месяцы, а годы. И гордые воины, восставшие против завоевателей, изо дня в день гибли, отстаивая свою честь и свободу.

Поле брани было устлано телами давеча погибших и костями древле почивших, которых постигла двойная смерть — их душу отнял меч врага, а тело — ястребы да орланы. Теперь те, кто их любили, не смогут оплакать их по достоинству.

Вместе со зловещими птицами кружились над кровавой равниной Желя да Карна, две богини сестры в черных одеждах. И прекрасней их было не сыскать в Яви. Особенно красивой была Желя — ее бледное лицо, всегда печальное, оттеняли смолянистые длинные волосы. Да и сестра по красоте не уступала, лишь очи ее были красными от слез. Увидеть Желю могли лишь те, которым суждено было умереть теперича — своим явлением она предупреждала их об опасности.

Иногда богини спускались на землю, усаживались среди поля битвы, и обняв колени, царапали щеки и оплакивали мертвых сынов Рода заместо всех их жен и матерей. И тогда уставшие воины слышали по ночам горький плач — и страх пробирался в их сердца ознобом. И жаль им становилось погибших собратьев, и вспоминали они своих оставленных детей, понимая, что больше никогда не смогут их обнять.

Уделом Жели и Карны была огромная любовь и беспредельная жалость к умершим людям. Часто они сопровождали войско, вступившее в битву, и оставались при нем до последнего убиенного. И когда родные сжигали тела почивших на погребальном кострище, Желя собирала их пепел в рог и разносила по миру, являя людям скорбь и сетования. А Карна оплакивала души погибших, да так неистово и горько, что, поддавшись этой незримой кручине, почитали многие жены своих умерших мужей самоказнью, не мысля существования во вдовстве. И вкладывали они свои головы в петли, чтобы уйти вместе с возлюбленными в иной мир.

И тогда Карна провожала души погибших в бою мужей в холодное царство Нави — к их с Желей отцу Чернобогу и вечно молодой матери Морене, которая потом даровала воинам новое существование. А Желя отводила самоубиенных жен к Калинову Мосту на границе между Явью и Навью, где они оставались навеки, ведь дорога в Навь им была заказана. Некоторые из этих жен позже становились безобразными богинками с отвисшими грудями и черными зубами. Они поселялись в пещерах и болотах, и мстили другим женщинам за счастье, похищая их детей.

Тяжела была участь Жели и Карны с древних времен. Тяжела и сейчас…

На хрупких плечах добродушной Жели возложено бремя вечной смертной печали. Услышать ее плач можно и ныне меж других голосов, оплакивающих умерших. Нужно только прислушаться. Голосок у нее тихий-тихий и очень жалостливый, ведь она скорбит шибче всех, пытаясь перенять на себя частицу людской боли.

И у Карны задача не проще. Она помогает каждому человеку завершить свой цикл достойно и дает ему наставления, как прожить следующую жизнь лучше, исполнив в новом воплощении свое предназначение, уготованное богом Родом.

Возможно, так неистово горюют они потому, что не могут помочь людям перехитрить злой рок и уберечь от кончины, ведь тогда в мире нарушится равновесие, и он погибнет — ибо чтобы жизнь могла существовать, в нее неразрывно должна быть вплетена смерть», — закончила историю девочка.

— Очень грустно, — сказала Блакита. — Но кто же в этой истории ты?

— Я Смерть, — сказала черноволосая и протянула девочке кинжал. Блакита вздохнула, взяла стилет в правую руку, посмотрела на сгоревшие домики, на чужачку — и замахнувшись резко воткнула его себе в грудь.

И как только кинжал пронзил ее детское сердце — из него вырвался огромный поток света. Он растворил в неизведанности черноволосую Смерть и коснулся земли — река закипела, а сквозь толстый слой пепла стали пробиваться красные маки. Природа воссоздала свои звуки, ветер зашептал тихую мелодию, а небо затрепетало в предвкушении рассвета.

Столб света, сочащегося из груди девочки, стал еще шире — и из ее пробитого сердца на свободу вылетело Солнце. Оно свергло с неба кровавую Луну — и осветило новый мир. А Блакита полетела с дерева вниз, в неизведанность.

— Вот и все, а ты боялась. Только юбочка помялась, — услышала она знакомый голос, поднялась с земли, отряхнулась, посмотрела на опустившую глаза мать, и, посвященная в тайну, побежала к подружкам…

Жил был себе молодой художник — рисовал он для одноглазого короля и его придворных портреты да грамоты, тем и зарабатывал на жизнь. Жил он бедно в маленьком глиняном домишке без окон. Государь платил ему в день по одной копейке, за которую можно было купить только сдобный пирожок.

Но не каждый день художник ел пирожок, а только раз в три дня. В первый день на заработанную копейку он покупал свечу и зажигал ее в память об отце и матери, которых потерял в детстве. На второй день копейку мастер откладывал на старость — когда руки его усохнут и перестанут рисовать. А за третью денежку покупал у мельника небольшой пирожок. Половину съедал сам, а вторую отдавал старой собаке, которая раз в три дня приходила к его дому. Так и жил художник.

Но однажды надоело ему бедовать-горевать. Зажег он в последний раз свечу по родителям, вышел в сад — и совершил самоубиение.

Долго ли коротко ли висел художник в петле, как однажды прилетел к нему ворон. «Что висишь?» — поинтересовался он. «Да вот, надоело мне бедовать-горевать. Не видал я счастья в жизни», — сказал мертвец. «Эх», — взгрустнул крылатый и спросил: «А чего бы тебе хотелось именно сейчас». «Масла», — ответил художник. — «Я никогда не ел масла».

Кивнул ворон головой и улетел за горизонт. Летел он, летел — аж увидел купеческий двор. Сел рядом на ветке и стал наблюдать. И тут отворилась дверь дома, и купчиха вытолкнула на улицу какую-то девицу — то ли служанку, то ли кухарку. И со словами «В лицо тебе масло!», вылила на лицо девицы чашку жидкого масла и закрыла дверь.