Линкольн Чайлд - Багровый берег [litres]

– Но как ты узнал про третьего брата? Твои объяснения, которые ты дал Лейку сегодня утром, показались мне намеренно расплывчатыми.

– Ты не ошиблась. Мое расследование подтвердило, что на болотах кто-то живет. Воровство еды, замеченные мною следы, запах костра, ощущение, что за мной кто-то следит во время моих походов в заросли травы солянки, – все это указывало только на одно. И также ставило Джо Данвуди в ряд подозреваемых. Ниточки из свитера Даны Данвуда, которые я обнаружил на болоте, его поездка в Салемскую библиотеку для изучения символов говорили в пользу гипотезы о том, что у братьев рыльце в пушку. Но лишь после моей поездки к коронеру все встало на свои места. Убийство Даны стало следствием внезапной, неожиданной вспышки ярости, в отличие от умышленного убийства Маккула. – Пендергаст снова сел на кровать рядом с Констанс. – Дункан пытался замести следы, вырезав на теле брата те же символы, что и на историке, но у него не хватило духа выполнить эту задачу как следует, отсюда и неуверенный характер порезов.

Констанс снова глотнула вина. Здесь, в этой уютной комнате с ее тусклым светом и потрескивающим в камине огнем, даже завывания ветра и барабанная дробь дождя по окнам были приятны. Рядом с собой она ощущала тепло тела Пендергаста.

Она заметила, что он смотрит на нее. Что это за взгляд – вопросительный или выжидающий?

– Да, Констанс? – мягко спросил Пендергаст. – Я чувствую, у тебя есть другие вопросы по этому делу.

– Мне кажется… – начала она после долгой паузы, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. – Мне кажется, тут отсутствует какое-то звено.

Она сказала это скорее для того, чтобы заполнить становящуюся опасной паузу, чем для чего-то другого.

– Ты о чем?

– О тех трактатах, которые я читала в Салеме. О «месте блужданий», о «темном паломничестве на южный берег». Мы доказали, что ведьмы не вымерли, как считалось, а переехали – на юг.

– Это, несомненно, любопытная часть истории.

Пендергаст выпил еще вина и снова наполнил бокалы. Графин почти опустел.

Констанс поставила свой бокал на столик:

– Так куда же они ушли и что с ними случилось? Единственное место к югу от того поселения, которое ты обнаружил на болотах, – это Олдем.

– Но Олдем не был поселением ведьм. Он был обычной рыбацкой деревней, которая обезлюдела, кстати сказать, около восьмидесяти лет назад, после урагана тысяча девятьсот тридцать восьмого года. И символы на телах Маккула и Даны Данвуди вырезали не ведьмы – у нас есть показания реального «вырезальщика», а уж его-то ведьмой никак не назовешь. И разве не ты совсем недавно высмеивала все возможные связи с колдовством в этом деле?

Пауза.

– Такие вещи нельзя воспринимать слишком буквально, моя дорогая Констанс. Я знаю о твоем влечении ко всему странному и необычному – ты столько лет читала странные книги в подвальных комнатах особняка на Риверсайд-драйв, что это не могло не сказаться на тебе, – но даже если эта история правдива, «юг» может означать что угодно, любое место. Глостер или даже Бостон. И сегодня эти ведьмы – если допустить, что они были ведьмами, – всего лишь туманное воспоминание.

Констанс продолжала молчать. Пендергаст положил ладонь на ее руку:

– Поверь мне, лучше забыть об этом. Мне еще предстоит завершить это дело так, чтобы сошлись все нити.

Констанс не сказала ни слова, она почти не слушала, о чем он говорит. Сердце ее учащенно билось, ему стало тесно в груди. По всему ее телу побежали мурашки. Рука Пендергаста, лежавшая на ее руке, обжигала, как кипяток. Молодую женщину охватила буря эмоций. Почти не понимая, что делает, словно ею управлял кто-то другой, она вытащила свою руку из-под руки Пендергаста и накрыла его руку своей. Очень медленно подняла его руку с покрывала и положила себе на колено.

Пендергаст напрягся всем телом. Его мерцающие серебристые глаза, в которых отражались язычки пламени, заглянули в глаза Констанс.

Так же медленно, очень медленно она потянула его руку вверх, под платье.

Время как будто застыло. А потом Пендергаст повернулся к ней так резко, что его бокал упал на пол и разлетелся на тысячу осколков. Одной рукой он сжал внутреннюю поверхность ее бедра, а другой рванул ее платье на груди, так что пуговицы отлетели. Его губы впились в ее… и внезапно он так же резко отстранился. Констанс еще не успела понять, что происходит, а он уже гибким движением поднялся с кровати. И зачем-то начал дрожащими руками собирать осколки своего бокала и кидать в корзину для мусора. Констанс просто смотрела на него, не в силах ни двигаться, ни думать.

– Я очень сожалею, Констанс, – услышала она его голос. – Кажется, я порвал твое платье.

Она по-прежнему не могла вымолвить ни слова.

– Ты должна понять. Я – мужчина, ты – женщина… я люблю тебя сильнее, чем любую другую живую душу на земле…

Говоря это, он продолжал собирать осколки.

Наконец Констанс обрела голос:

– Перестань суетиться.

Он замер, остановившись между столом и гаснущим камином. Его лицо залилось краской.

– Я чувствую, что особая природа наших отношений не позволяет нам действовать, поддавшись чувствам, которые мы можем…

– Да замолчи же ты!

Он замолчал. Стоял и смотрел на нее.

Констанс поднялась на ноги. Она почувствовала смятение, потом растерянность и, наконец, унижение и гнев. Все ее тело дрожало.

– Констанс?

Резким, неистовым движением руки она сбросила со столика второй бокал, разбив его о камин:

– Подбери и это, почему бы и нет?

Потом она повернулась, решительно подошла к двери и широко распахнула ее.

– Постой! – крикнул ей вслед Пендергаст. – Не оставляй…

Но конец фразы был оборван, когда Констанс захлопнула дверь и побежала вниз по лестнице в свой номер.

Персиваль Лейк отвернулся от окна, выходившего на высокий обрыв, внизу которого бушевал Атлантический океан. Шторм оказался довольно сильным. Каждый поворот луча маяка заливал мимолетным светом далекие дюны и океан, высвечивал линию белых бурунов, с ревом набрасывающихся на берег. Свет в доме был отключен, но на маяке имелся свой аварийный генератор, предоставленный Береговой охраной, и он обеспечивал работу маяка в любую погоду.

Когда Лейк отошел от окна, Кэрол уже зажигала последние свечи, мерцающие на каминной полке и на столах в гостиной. Вместе с теплым сиянием пламени в массивном каменном камине это создавало в комнате прелестную атмосферу. Электричество здесь, на конце линии, отключали часто. Лейку это нравилось… если только не продолжалось слишком долго.

Кэрол выпрямилась. В последние дни она казалась нервной и изможденной, но теперь снова стала самой собой.

– Обожаю пламя свечей, – сказала она.