Жан Рэ - Мой друг, покойник [Новеллы, Роман]

«Булочная-кондитерская» весельчака Ревинуса, общепризнанного мастера по части приготовления пудингов, кексов, сдоб, ватрушек, бисквитных пирожных с кремом, вафель с корицей и итальянских марципанов с фисташками.

Затем взгляд останавливается на большом господском доме с бесконечным фасадом, по которому идут двадцать пять сводчатых окон. Этот дом принадлежит мэру Ингершама, почтенному мистеру Чедберну.

В «Торговой галерее Кобвела», устроенной, по словам владельца мистера Грегори Кобвела, на манер больших магазинов Лондона и Парижа, продают все подряд, а особенно пыль, которой пропитаны груды уцененных товаров.

Аптека мистера Теобальда Пайкрофта, от которой на всю округу разит валерьянкой, чей запах манит к себе всех местных кошек и котов.

На аптеке Пайкрофта обрывается цепочка фасадов и начинается зеленое царство сумрачного сырого парка, малой части обширных владений покойного сэра Бруди.

Дом с выходящими на север окнами, который унаследовал Сигма Триггс, располагался на другой стороне площади, напротив этих богатых зданий. Рядом с его домом стояли дома низшего ранга. Справа — убогая кондитерская вдовы Пилкартер, а слева — хижина художника Сламбота, около которой начиналась дорога, ведущая через поля к ингершамской пустоши Пелли.

Прочие домики, теснящиеся вокруг ратуши и церкви, слишком незначительны, чтобы посвящать им хотя бы одну строчку. В них идет тихая жизнь нескольких едва сводящих концы с концами рантье или расположились лавочки для жалкой клиентуры и таверны, где редкие посетители пьют дешевые напитки и едят постную пищу.

Ранее домик Триггса арендовал за мизерную плату доктор Скиппер, оказавший сэру Бруди немало услуг, охраняя его драгоценное здоровье. Сей врачеватель отблагодарил покровителя, завещав ему мебель и неплохие произведения искусства. Сэр Бруди не знал, что делать с наследством, и оставил домик в полной неприкосновенности. Так Сигма Триггс стал владельцем не пустого, а хорошо обставленного дома, столь уютного, что жизнь в нем могла протекать исключительно приятно. За домом присматривали Снипграссы, старая супружеская чета, занимавшая крохотный домик в глубине сада и считавшая свою судьбу устроенной. Они заявили, что с радостью поступят на службу к мистеру Триггсу, дабы не покидать насиженных мест.

— Наконец-то, — объявил Триггс самому себе, удобно устроившись в глубоком вольтеровском кресле и набив трубку крупно нарезанным табаком, — наконец-то я впервые в жизни нахожусь в собственном доме.

Покидая Лондон, он купил по сходной цене у одного книготорговца с Патерностер Роу полное собрание сочинений Диккенса с иллюстрациями Рейнольдса. Вначале он подолгу и с интересом рассматривал картинки, и многие персонажи показались ему симпатичными. Потом приступил к чтению, начав с приключений Николаса Никльби.

Сигма решил жить отшельником, не зная, что у маленького провинциального городка свои обычаи. Вскоре его спокойствие было нарушено визитами: мэр пригласил к себе в ратушу, под вымышленным предлогом принял в кабинете и, узнав, что Триггс служил в столичной полиции, тут же стал величать его суперинтендантом.

— Бывший суперинтендант Скотленд-Ярда… Какая честь для Ингершама!

В душе каждого смертного тлеет искорка тщеславия. Сигма Триггс не был исключением и не устоял перед лестью.

Через неделю он запросто посещал ратушу, а также большой и богатый дом мистера Чедберна.

Затем сердце пожилого одиночки покорил аптекарь Пайкрофт, прислав ему составленный по собственному рецепту эликсир от кашля — разве не поговаривают, что мистер Триггс, знаменитый детектив из Скотленд-Ярда, покашливает? Сигма Триггс вовсе не кашлял, но почувствовал себя польщенным и, нанеся визит мистеру Пайкрофту, тут же обзавелся новым другом.

Когда он шествовал по тротуару, три сестры Памкинс выходили на порог галантерейного магазина, любезно приседали перед ним в книксене и награждали учтивыми улыбками.

Фримантл без лишних церемоний затащил к себе в лавку отведать колбасок, а весельчак Ревинус напомнил, как они в детстве ловили щеглят в парке сэра Бруди.

Даже мистер Грегори Кобвел, в котором Триггс усмотрел сходство с препротивнейшим мистером Сквирсом, снискавшим всеобщую ненависть школьным учителем из Грета Бридж, оказался на деле любезным человеком. Он охотно показал запыленный магазин и угостил стаканом тутового вина, пахнущего долгоносиком…

С ним здоровались все, величая кто «капитаном», кто «инспектором».

— Теперь-то будем спать спокойно, ведь в наших краях появился такой человек, — говорили одни, а другие верили их словам.

Увы…

Мы познакомились со знатными людьми Ингершама, однако не следует забывать и о скромных гражданах. Тем более что Сигма Триггс искренне привязался к одному из них, тихому мистеру Эбенезеру Дуву, служащему ратуши.

Вместо ратуши, здания, могущего оказать честь городу с населением в 60 000 душ, Ингершаму вполне хватило бы обычной мэрии с тремя или четырьмя кабинетами и одной залой для торжественных церемоний. А в этом каменном гиганте насчитывалось около тридцати зал, шесть или семь из которых подавляли размерами; в галерее архивов новый человек мог заблудиться, а в нескончаемых подземельях и чердачных помещениях можно было расквартировать целый полк.

Мистер Чедберн обладал широкими взглядами на жизнь и считал тесным дом, если в нем насчитывалось менее семи балконов и трех столовых. Он нанял несметное количество совершенно ненужных служителей, которым платил из собственного кармана, чтобы не закрывать доступ в три четверти здания.

Судебные приставы в течение восьми часов мерили шагами гулкие коридоры, не встречаясь друг с другом; четыре писаря изнывали от безделья, сидя перед почти пустыми книгами записей актов гражданского состояния; полдюжины рассыльных бесцельно слонялись из залы в залу; в торжественной пыли архива угасали от скуки три старца, а в мирной тиши огромных кабинетов грызли карандаши и перья секретари-бездельники.

И среди этих бесполезных сидельцев Сигма Триггс отыскал настоящего друга. В глубине необъятной приемной, где на стенах старели полотна фламандских и немецких живописцев, под огромной потемневшей картиной Гильдебранта, в стеклянном закутке с надписью «Справки» сидел старый писец со скрюченной спиной и выцветшими глазами, прикрытыми дымчатыми стеклами очков. Он что-то неутомимо писал на официальных бланках.

Мистер Эбенезер Дув не был бесполезным человеком, более того, он был человеком незаменимым, ибо неустанно трудился, возрождая былую славу Ингершама. В одной брошюре он на ста двадцати страницах прокомментировал коммунальные счета по приему и содержанию Оливера Кромвеля и его присных, а также их расходы на отправление правосудия.