Тим Каррэн - Дьявол по соседству

Собравшись с силами, Мейси резко дернула, и глазное яблоко оказалось у нее в руке, все еще пульсирующее жизнью.

К тому времени девчонка превратилась в рыдающую и трепещущую груду плоти, охваченную агонией, и едва пребывающую в сознании. Мейси ударила ее еще несколько раз. И тут в руку ей что-то сунули.

Нож.

В тот момент сознательно мыслить она уже не могла. Мейси взяла нож, и то, что она сделала им, было сделано из чистого рефлекса, совершенно инстинктивно. Она схватила девчонку за волосы, дернула ей голову назад и полоснула ножом по горлу. На лицо и грудь ей брызнула кровь. Она полосовала девчонку еще и еще, пока не стало казаться, будто их обеих макнули в красные чернила.

Девчонка немного сопротивлялась, затем упала Мейси на колени.

От зрелища и от запаха свежей крови члены клана пришли в неистовство. Это было видно по их глазам. Они хотели намазаться кровью, плескаться в ней, раскрасить ею стены своего логова.

Она была нектаром.

Соком жизни.

Жидкостью великого таинства.

Они кричали и прыгали вокруг, колотили друг друга, катались по полу, совокуплялись, плевались и царапались. Это переходило от одного к другому, будто замыкалась некая жуткая цепь.

Мейси это тоже не обошло стороной.

Сердце у нее бешено колотилось, тело было мокрым от крови и сладко пахнущего пота. Она чувствовала жар между ног, в животе, а особенно в голове, будто всепоглощающий огненный смерч.

Гротескные лица членов клана смотрели на нее с восторженным ожиданием. Мейси наклонилась к горлу девчонки, прижалась губами к ножевому ранению, вскрывшему ее сонную артерию. Кровь продолжала хлестать. Она была горячей и солоноватой, наполняла рот, текла в горло. Мейси всасывала и глотала ее, более довольная, чем дитя, сосущее материнскую грудь.

Наконец, она оттолкнула от себя труп, изо рта у нее лилась кровь. Подняла руки вверх, запрокинула назад голову и закричала во все горло. Ибо она прошла боевое крещение. Она стала членом клана. Она стала охотницей...

80

Теперь стае нужно быть осторожной, нужно передохнуть и зализать раны. Нужно оправиться от физических и физических травм, полученных в сражении на Провиденс-стрит. И те, и другие были очень серьезными и болезненными.

Но Предводитель не чувствовал боли.

Чем больше жизней он отнял, чем больше крови пролил, тем более живым он себя чувствовал. Он не сможет и не станет валяться на соломе, как побитая собака, особенно когда было время охоты, и ночь звала его. Он был бодр и полон энергии, словно ввел себе в вену, как наркотик, эту сладкую амброзию жизни.

Члены его стаи лежали на заросшем травой поле, зализывая раны и утешая друг друга. Несколько храбрецов продолжали держать в руках оружие, готовые к охоте. Предводитель встал и направился к улице. Несколько его охотников двинулись с ним. Остальные навострили уши, сосредоточились, встревожились, но остались на месте.

Ветерок донес запах.

Предводитель уловил его и оживился. Запах был дразнящим и приятным. Предводитель пошел по следу, возбужденный и движимый любопытством. Запах пробудил в нем желания, которые он не испытывал уже несколько лет. Заставил его сердце трепетать, а кровь - бурлить. Член у него отвердел. Одна из его охотниц, девчонка-подросток, встала на четвереньки и принялась нюхать след. Предводитель подошел к ней сзади, схватил за бедра, раздвинул их и проник в нее. Сперва она завизжала и огрызнулась на него, но потом с готовностью отдалась. Он брал ее, так как она хотела этого, яростными толчками, шлепая бедрами об ее ягодицы.

Когда он кончил, запах усилился.

Он последовал за ним. Остальные охотники двинулись следом, крались сквозь траву, с оружием в руках, глаза блестели от лунного света. Запах исходил от мертвых существ, от гниющего, засиженного мухами мяса. Этот густой смрад пробуждал у всей стаи собачьи инстинкты. Всем хотелось вываляться в нем и пахнуть так же.

Предводитель вел их вперед, через дворы, через пустыри.

Доносимый ветерком запах усиливался.

Они проследовали за ним во двор, заросший ночными цветами и душистой травой, запах бегущего сока растений вселял энергию. Встав на четвереньки, Предводитель почувствовал чужой запах. Смрад мочи и мускуса было ни с чем не спутать. Этот двор был помечен, как чужая территория. Остальные охотники почувствовали этот запах и вздрогнули. Им он не понравился. Что-то здесь было не то.

Но Предводитель был слишком заинтригован тем, другим запахом. Восхитительным ароматом тлена.

Он помочился на траву, чтобы подавить чужой запах. Некоторые охотники, самцы и самки, сделали то же самое.

И все же Предводитель чувствовал запах чужой мочи. И ему он не нравился. Он воспринял его, как оскорбление. Этот запах выводил его из себя, бросал ему вызов, подрывал авторитет. Приводил его в бешенство. Предводителю хотелось схватить кого-нибудь за горло...

И все же тот другой запах... ему необходимо было найти его, покрыть им себя.

Он становился все злее. Это был запах женской мочи. Сомнений быть не могло. Через двор проходило несколько следов, все вели к темнеющему впереди дому. Это сбивало с толку. Предводитель знал, что необходимо двигаться осторожно, но кровь у него бурлила. След. Восхитительный аромат тлена. Он делал его очень агрессивным. Предводитель низко зарычал и несколько других самцов сделали то же самое, в то время, как большинство самок отступило назад, внезапно осознав природу этого места.

Их заманили сюда. В этом не было сомнения.

Но Предводителя это не волновало. Ему бросили вызов. Теперь это был вопрос территории и превосходства. Он найдет самок, распыливших враждебные запахи - теперь он знал, что их было несколько - и заставит их склониться перед ним.

Стая нервничала.

Предводитель послал нескольких своих самцов вперед. Они заглядывали в кусты, вокруг гаража, рылись в клумбах. Один из них издал резкий крик удивления и удовольствия. Он призывал стаю. Остальные последовали за ним за гараж, мимо сарая... внезапно раздался удивленный вскрик, какой-то треск, а затем протяжный мучительный стон.

Предводитель бросился вперед.

Его самец лежал в яме, футов десять глубиной, земляные стены были идеально ровными. Самец покричал немного, содрогнулся и затих. Вся стая почуяла его смерть, его ужас, кровавый след, который он оставил в воздухе. Кто бы ни выкопал эту яму, он утыкал ее дно четырехфутовыми кольями, заточенными до смертоносного совершенства. Молодой самец упал прямо на них. Они пронзили ему промежность, живот и горло. Один кол торчал из руки, а другой - из широко раскрытого рта.

Предводитель издал душераздирающий крик, эхом разнесшийся по всей округе. Другие самцы снова вторили ему. Это было оскорблением для стаи, кровавым преступлением, которое должно быть отомщено.