Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Мальчик, не поворачиваясь, оглядывал горизонт, серую с черным, огромную скалу сбоку, серебро воды с четкими кляксами чаек.

— Там, где я сижу всегда, там видно.

— Что видно? — хриплым голосом спросила Ирина, а перед глазами встала, размываясь, картинка из странного сна — зыбкая и прекрасная башня, собранная из облачных дисков.

Вадик снова повернул к ней лицо, бледное, но в веснушках.

— Давайте слезем. Я покажу. Вы же лазиите хорошо.

Теплые пальцы тронули ее запястье. Ирина отдернула руку, будто они раскаленные.

— Так. Тебя мама наверняка обыскалась уже. Пойдем. Мне некогда, и так просидела тут…

Он послушно шел следом, шуршал травой, топал, иногда бормотал что-то и тогда у Ирины напрягалась спина, а губы складывались в неловкую улыбку. Виноватую почему-то. Но бормотал не про нее, поняла с облегчением. Вспоминал какую-то считалочку, ойкая, когда спотыкался.

У подъезда она деловито подтолкнула мальчика в худую спину.

— Беги домой. А мне еще в магазин.

В магазине делать было нечего совсем, но ехать в лифте с Вадиком, молчать, отворачиваясь от понимающего детского взгляда (испугалась, как все большие, не поверила…), не решилась.

А потом, через несколько минут, поднимаясь по лестнице пешком, привычно напрягая мышцы ног и ставя подошвы то боком, то на носки, обрадовалась. Вовремя он ее остановил там, на склоне. Совсем уже собралась кричать глупости. Время глупостей прошло, осталось в прошлом. Забавно, слова, оказывается, похожи. Прошлое — то, что прошло. Тогда будущее должно называться… как? Наступающее? Хотя нет, все правильно, будущее — то, что будет. Если оно, конечно, будет.

Андрей появился в том будущем, которое Ирка вырастила сама. Из убитого своего прошлого. Уничтоженного ею лично. Потому что поняла в один прекрасный момент — или она убивает свое прошлое, или оно убьет ее.

А не хотела. Любила по-прежнему, кажется, еще сильнее, чем в те времена, когда жива была надежда на встречу и ответную любовь. Неправду говорят, что надежда умирает последней. Ирка любила Артура, даже когда надежда умерла, сдохла напрочь.

Сначала они вместе, Ирка и ее надежда, вечерами торчали на дальней лавочке напротив дома Артура. Вдруг он появится один. Без родителей. И без этой, которую привез с собой, она теперь что, будет с ними жить?

Но маленькая изящная девушка, очень похожая на исчезнувшую из жизни Артура студентку Иришку Самойлову, исчезла тоже, через пару недель их совместных прогулок (надежда встрепенулась, поднимая голову), во время которых Ирка кралась, прячась за деревьями в парке, и щеки пылали от стыда за шпионство — двое целовались, останавливаясь и смеясь.

Девушка исчезла, да, но Артур все равно не был один, пару раз появился с родителями, бежали куда-то по делам, озабоченные. Тогда она подошла, не глядя на возмущенное лицо матери, которая тоже остановилась, не желая деликатно отойти в сторону, пока сын беседует с мрачной девицей, выскочившей из кустов.

— Артур…

— А, — он сделал движение, будто пытаясь спрятаться за спину матери.

У Ирки снова запылали щеки, теперь уже от стыда за него. Но поговорить было важнее, намного важнее.

— Послушайте! — голос вклинился, прорезал воздух между ними, стал слегка визгливым, — ты, имей же, наконец, совесть! Это взрослая жизнь, девочка. Мой сын женится, они со Светланой подали заявление. А ты тут. Каждый день. Маячишь. Никакой женской гордости.

— Мама, — в голосе Артура кроме упрека звучало облегчение.

Это Ирка потом поняла, через большое время, когда уже смогла вспоминать и обдумывать. А тогда просто не услышала. Кивнула, стоя напротив Артура и напряженно всматриваясь в отчужденное лицо. Мать сбоку все говорила что-то, но Ирка не слушала. Вот сейчас в его глазах появится. Хоть что-то. Надежда шевелилась внутри, такая слабая, ее нужно было подкормить, кинуть хоть крошки какие.

— Извини, — отрывисто сказал Артур, вскидывая руку с тяжелым браслетом модных спортивных часов, — правда, совсем некогда. Был рад. Увидеться.

— Мы же… Артур. Ты что, правда? Правда женишься? А я?

Голос стал тонким и сорвался, но Ирке было наплевать.

— Так!.. — снова прорезался женский голос, на это раз с настороженным удивлением, — Артик… У тебя что, что-то было? С ней вот.

И снова Ирка не услышала и не растолковала для себя внезапно плеснувший испуг в интонациях материнского вопроса. А откуда бы ей о нем знать, разве вслушивалась она всерьез, когда совсем была девчонкой, в нервные шутки собственных родителей, насчет брата Димки. О том, что смотри, а то прибежит какая, принесет в подоле внука. И оба смеялись, не веря, что их Димка. Но все же предупреждали, боясь. А вдруг.

Тогда она просто стояла, с яростной надеждой заклиная Артура, скажи, ну скажи, было, да. Ведь было же! И нужно, необходимо во всем разобраться, поговорить. Даже если разлюбил. Особенно если разлюбил!

— С ней? — удивился Артур, с неохотой отводя взгляд от часов и глядя не на Ирку, а на мать, — ты что, мам. Нет, конечно. В школе за мной бегала. О, автобус.

И через полминуты Ирка стояла одна, придавленная тяжелой ладонью, легшей на темя. Это жара, подумала пусто, голову напекло. Ну… что ж… Мама вон вообще. Похоронила папу. А я что. А ничего.

После смерти надежды ей стало даже полегче. И вообще было ощущение, что свалился груз, освобождая плечи. Впереди маячила пустота, требовала заполнения. Ирка послушно принялась скармливать ей утренние пробежки с плеером на поясном ремне, выбирая самые громкие и бодрые метал-группы. Тяжелые тренировки, такие, чтоб в голове сплошной гул от усталости. Домашнюю работу и множество книг, пустых, в которых не мелькало ничего настоящего. Детективы и боевики, фантастика. В кладовке раскопала пачки старых глянцевых журналов, перетащила в комнату и часами мерно листала, не запоминая картинок, перекладывала из одной стопки в другую, потом меняла их местами и начинала листать снова, послушно читая статьи о моде, спорте, рецепты и всякие дурацкие тесты.

Но оказалось, забыть Артура не вышло. Он стоял рядом, улыбался, наблюдая, как она садится на шпагат, как прыгает, мерно крутя скакалку. Бежит, придерживая рукой плеер на поясе. Каждую черту его лица она выучила когда-то, нависая над худыми скулами, темными, с изломом, красивыми бровями, глазами, что смотрели в ее глаза. Она знала наощупь всю его кожу, везде. Пальцами и губами, телом. Иногда, отводя назад напряженные локти, ощущала касание, зная, это его живот, а сейчас — косточка на бедре, а теперь — колено. Щиколотка. Пальцы.

Склоняясь над кипящей кастрюлей, собирала шумовкой пену. И застывала, внюхиваясь. Куриный бульон пах его телом, свежим потом подмышками, солнцем, которое нагревало спину, проникая через плохо задернутые шторы в бабушкиной квартире. И телевизор иногда говорил голосом Артура, смеялся его смехом и, когда Ирка выключала, молчал его ленивым молчанием.