Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Уходила к знакомому переулку и спиной чувствовала взгляды небольшой кучки людей, что собрались вокруг толстухи, слушая ее пересказ магазинной встречи.

Никогда не смогла бы, думала Ирина, сжимая в потной руке мягкое горло пакета, жить тут, у всех на глазах. Каждый шаг, каждое движение, все как в аквариуме. И тетка еще эта, за прилавком. Не старая ведь. Жила бы тут, стала бы точно, как эта — с поджатыми губами и навечно горестно воздетыми бровками.

Думала, понимая одновременно, лукавит, сама себе врет. Не стала бы. Андрей же не стал.

В просторном дворе, огороженном зеленым штакетником, возился дядя Дима, на ее покашливание повернулся, вытирая ветошью грязные руки. Кивнул, почти без удивления, поднимаясь от каких-то разобранных железяк.

— Надолго? — спросил, идя рядом к неровно покрашенной входной двери над тремя бетонными ступеньками, — Марина! Смотри, гости у нас какие! Проходь. Тапки вон, Андрюшкины бери.

— Да… нет, я так, заскочила вот по дороге, — соврала Ирина, кивая мальчику, что вывернулся из теплого нутра дома и встал, переминаясь растоптанными тапочками, — привет, Кирилл. Как дела?

— Дедушка, я можно с Цариком на берег? Мама разрешила.

— В воду не лазь, — кивнул дядя Дима, снова выходя на крыльцо, чтоб дать внуку место переобуться.

Ирина отступила к маленькому окошку с деревянным переплетом. Уже и забыла, как тут. Тесно, душновато и запах старой картошки от сваленных в углу пустых мешков.

— Драсти, — шепотом ответил Кирюша, пробираясь мимо нее бочком, и уже во дворе закричал звонко, совсем другим голосом, — Царик! Ца-рик! Пойдем гулять, Царик!

Ирина скинула куртку и, шлепая тапками, вошла в протопленный дом, оглянулась на дядю Диму. Тот кивнул в сторону открытой двери, освещенной бледными сполохами телевизора. А дверь в комнату Андрея, где они вместе когда-то жили, была закрыта, но казалась настороженной, будто прислушивалась к шагам внезапной гостьи. Там Наталья, поняла Ирина, не хочет выходить, наверное, думает, где же ночевать ее положат.

Блики на белой панели потускнели, возникла в дверях фигура в ситцевом ярком халате, руки на распущенных длинных волосах, убирая их в узел на затылке.

— Ирочка? Да как же. И не позвонила. — рука опускалась в карман, вынимая одну за другой шпильки, пальцы втыкали их в волосы, потом Марина Михайловна прошлась ладонями по вискам, проверяя, не осталось ли прядок. И неловко всплескивая руками, качнулась ближе, развела их нерешительно, не зная, обнять ли невестку.

Ирина шагнула, быстро поцеловала мягкую щеку в сетке мелких морщинок. Сказала легко, с улыбкой:

— Мама Марина, я на полчасика. Мне тут, у меня тут дела, дальше, в отеле. Большой который. «Рыбацкая хижина». Мне там номер сняли, пару дней поработаю, у них там зал с тренажерами. Так что еще забегу, завтра и потом попрощаться.

С коричневого лица свекрови ушла тревога, сменяясь улыбкой облегчения.

— Вот и зря! Там, конечно, удобства всякие, но люди что скажут? Скажут, родню из дома Корсаковы погнали, а что у нас переночевать что ли, негде?

За спиной Ирины выразительно хмыкнул дядя Дима, шурша курткой. Но Марина, высказав положенное, вела дальше, как положено, теперь уже насчет чая и пирожка свежего, а еще картошечка с луком, полная нажарена сковородка, ну как это не голодная, Ирочка… Надо покушать.

«А то соседи скажут», подумала Ирина, сидя в гостевом кресле и временами приставая, чтобы помочь, но Марина махала рукой, уходила на кухню, несла оттуда подставочки под горячее, чистые полотенечки, ту самую сковородку, ахнув, унесла обратно и вернулась уже с глубокой тарелкой, полной картошки с золотистыми колечками лука. Рядом на плоской тарелке веером раскинулись пластинки недорогой ветчины, тесня белые ломтики домашнего сала.

Спохватившись, Ирина выставила на скатерть гостинец, и Марина, сокрушаясь дороговизне лакомства, зазвякала дверцами серванта, вынимая стеклянную вазочку, протирая ее полотенцем.

— Наталя, — позвал в коридоре дядя Дима, — спишь, что ли? Выдь с нами посиди. Ира приехала.

В ответ на молчание добавил:

— Ненадолго.

И вернулся в комнату, держа перед собой вымытые руки. Сел за стол, подвигая к себе тарелку, в которую жена уже положила картошки, и сбоку — длинные ломтики бледного соленого огурца.

— За встречу бы? — попросил, ловя взгляд жены.

Та закатила серые глаза в негустых ресницах, покачала укоризненно головой. Но вытащила из серванта початую бутылку водки, и он аккуратно налил себе стопку, придержал бутылку рукой, чтоб Марина не убрала сразу. Вопросительно посмотрел на Ирину.

Она пить отказалась, наливая себе в чашку заварку. И вдруг отвлеклась от раздражения, вызванного суетой свекрови (ведь знает, что муж не пьюха, пару рюмок выпьет и все, но каждый раз ахнет, глаза закатит, потом полчаса упрекает, рисуя страшные картины будущего бедной ее жизни с алкоголиком), вертя пузатую чашку. Та самая, о которой спрашивал Андрей. Вот черт, она и правда, забыла ее забрать, а ему наплела — в кладовке, мол.

Вдруг показалось, что совершен проступок, тяжелый, и непонятно, как все восстановить, вернуть. Просто забрать с собой помытую чашку с лохматым рыжим котом на боку — не поможет, понимала Ирина, кивая хозяйке, которая осторожно лила в заварку кипяток. Слишком поздно. И вообще, надо всю эту болтовню прервать, сказать уже прямо, что никакая она не невестка и не родня, а совсем теперь чужой человек, вон сколько времени живут порознь. Интересно, а куда уходит жить Наталья, когда Андрей возвращается из рейсов? Похоже, она тут постоянно теперь обретается. Неужели так и кочует, с подушкой на диван в общую? А где же тогда Марина Михална и дядя Дима смотрят телевизор?

Голоса, которые слышались будто издалека, снова стали громче. Андрейка, сказала Марина Михална, и гостья прислушалась, отвлекаясь от мыслей.

— Ты б ему сказала, Ирочка, пусть почаще. А то что ж, побыл всего денечков несколько, и снова нет его. Мы понимаем, работа такая. Но мы ж уже старики, кто знает, как оно повернется.

— Марина, — укорил дядя Дима, наливая себе вторые полрюмки, — ну что ты причитаешь, ровно на похоронах. У нас гости, радоваться надо.

— Сарайка вся развалилась, — скорбно ответила жена, — кран фырчит. Штукатурка вон сыпется, на голову прям.

— Где? — удивился дядя Дима и подмигнул Ирине.

Она улыбнулась, пряча улыбку за краем чашки.

— В кладовке, — парировала Марина Михална, боком сидя на венском стуле, — Ирочка, ну немножко бы поела, а? Это своя картошка. Все косточки выломала, пока ее копали, коленки по ночам ноют. Огород опять же. Травой зарос весь.

— Тебя послушать, так парень должен все на себе тащить. То ж дом, Марина! Хозяйство. В нем всегда шото да валится.