Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

А сейчас в поселке только свои, и те копаются в огородах, готовясь к зиме. Или ремонтируют крыши. Или печки. Даже на двух улочках мало кого встретишь, разве что возле магазина, на остановках и еще на крошечном базарчике, где четыре железных прилавка завалены баклажанами и поздними помидорами.

Раза два она кивнула кому-то, кто издалека помахал ей. И углубилась в скалы, следя за мелькающим впереди цветным хвостом. Кошка-доминошка, подумала, улыбаясь. Мордочка двух цветов, половина темная, а половина — рыжая. И такие же рыжие пестрины по темной шкуре. Странная кошка — проводник по странным местам. Где можно внезапно заснуть, упав на песок, и проснуться совершенно в другом мире.

Как хорошо, что это всего лишь сны…

Ирина вышла на знакомое место. Вон там, за парой камней — обломок скалы с нишей, где пищали котята, они и сейчас пищат, наверное, услышали, что мать явилась.

Огибая камни, она вытряхнула подношение к подножию кошкиной скалы. Выпрямилась и повернулась, издалека рассматривая место. То самое. Подошла туда, где пряталась, слушая ночную беседу. За ее спиной котята молчали, дождавшись своей еды.

Там, где в самый первый раз стояли Ленка с Василием, а позже — незнакомец с закрытыми глазами на смуглом лице, песок серебрился от падающего сверху рассеянного света. Казалось, легкая кисея ниспадает, слоясь, перемежая нежные света такими же нежными тенями. И резко чернели по краям обступившие свободный пятачок скальные стены.

Мягко ступая, Ирина обошла валун. Приблизилась, не нарушая кисейную световую границу. Было удивительно стоять тут и знать, что когда-то ее муж делал шаги по этому же песку, углублялся в скалы, зная тут каждый поворот и расщелину. Интересно, лежат ли те самые песчинки, что помнят прикосновение его ног? Двадцать лет назад. Вот скалы точно те самые, что этим мощным камням какие-то два десятка лет, им, наверное, миллионы. Она тронула каменную стенку пальцами. Вздрогнула, — касаясь ноги, к свету проскочила темная маленькая тень.

— Фу, — сказала с упреком, — ты каждый раз будешь меня пугать?

Кошка сидела на самой границе света, смотрела невидимым лицом, чуть поворачивая темную мордочку вслед движениям Ирины. Та сделала еще пару шагов, протянула руку, чтоб коснуться света. И опустила, нахмурясь. Всмотрелась в слегка влажное пятно песка. В самом его центре темнели отпечатки босых ног. Неясные, со сглаженными краями, поверни голову и не разглядишь. Но они — были. Ирина задрала лицо, щурясь. Свет уходил вверх размытым столбом, сужался, превращаясь в неровную звезду — отверстие, через которое падали солнечные лучи.

Кто-то стоял тут. Босиком. Утром осени, уже перевалившей за середину. Еще конечно тепло. Кто угодно мог.

Она приводила себе мысленные доводы, пока, наконец, выдохшись, не успела отогнать главную мысль. Если даже кто-то стоял тут, сегодня. То где его другие следы? Он что, упал сверху через дыру? И плавно приземлился в самый центр песчаной полянки?..

Кошка, смирно сидя на фоне светлой завесы, смотрела на Ирину. Ирина смотрела на следы. Очень пристально, ощущая внутри стремительно нарастающую щекотку, такую, как на качелях, когда падаешь вниз, держась лишь пальцами за железные прутья, и даже ноги оторваны от дна лодочки, висят в воздухе. Быстрее, еще быстрее…

Не спала? Видела его. И слышала этих. Что смеясь, не могли ничего ему сделать. Как он сказал? Она уже не имеет тела. Но сущности могут… А, неважно. Другое. Он сказал…

Место, где желание исполняется. Не для всех, может быть.

— Но я могу попробовать, — шепотом ответила на мысли Ирина, делая еще один маленький шажок. И еще один. Протягивая руку к рассеянной дымке, которая показывала песок, а выше прятала что-то, дразня, не давая увидеть, точно ли там оно есть.

Кошка подвернулась под ногу, мяукнула громко, вдруг цапнув грубую штанину веером коготков.

— Ты! — Ирина остановилась, качнувшись.

Сердце стучало редко и быстро, в глазах плыли светящиеся бледные ленты и сполохи. Но морок прошел, уверенность в правильности совершаемого исчезла. И картинка, которая манила ее, перемешиваясь с голосами, которые повторяли ночные фразы, пропала тоже. Его тут не было. И никакого места нет тоже.

Так она и сказала кошке, немного мстительно, полная разочарования. Но та снова устроилась на песке, уставилась на Ирину и вдруг завыла. Омерзительным, надсадным голосом, повторяя один и тот же неприятный мяв.

— Да чего тебе?

Кошка тут же умолкла. Темный силуэт, казалось, требовал, ну, соберись, вспомни. Ирина для пробы шагнула назад, услышав очередную руладу, подняла руки:

— Все, все! Не ухожу. Чего ты орешь? Как надо?

Она покусала губы, размышляя. И неуверенно засмеялась, оглядываясь на дальнюю расщелину выхода.

— Ты про одежду, что ли? — понизила голос до еле слышного шепота, боясь, вдруг кто придет следом, а она тут — с кошкой. Про раздевание.

Но он был раздет. Наверняка не просто так. И она оказалась голой, давая себя рассмотреть этой бестелесной, как ее — Ами. Собранной из каких-то тварей.

Ирина посмотрела на свитерок, который, оказывается, уже держала в руках. Положила его на валун и решительно продолжила раздеваться. Да начхать ей, ерунда это или нет, главное, можно попробовать. Вдруг исполнится.

Прохладный песок под босыми ногами нежно сламывался подсохшей корочкой, щекотал пальцы. Спина и локти покрылись зябкими мурашками, она даже глянула в панике, но сразу успокоилась, увидев лишь гусиную кожу. Вдруг пришел запах, вернее, целая гроздь их, разных, чужих. И тут же пропали, ушли за спину, оставляя ей лишь размытый свет, похожий на цифровой шум фотоснимка. Ирина встала в мужские следы. Опустила руки, а голову подняла, подставляя лицо свету.

Кошка молчала, в ушах тонко звенело множество далеких шумов, чьи-то еле слышные голоса, какие-то стуки, вдруг тихий смех, какие-то звоны и треск, потом мелодия, неуловимая от расстояния. От невозможности услышать по-настоящему кружилась голова.

Ирина перестала вслушиваться. Раскрыла глаза, не отводя их от лучистого пятна в далеком своде.

— Я хочу…

И в это время, почуяв движение перед собой, перевела взгляд ниже. В полумраке за световой завесой стоял Артур. Глядел на нее, серьезный, такой повзрослевший. И как прежде, невыносимо, до боли в сердце, красивый. Высокий, с тонкой талией, слегка сутулыми от ширины плечами. Темные волосы, которые раньше падали на плечи, были сострижены, но ему очень шла новая прическа, делая скулы выше и больше глаза. А в них, поняла Ирина, появилась горечь. И страдание.

— Ирка, — сказал он, — какая же ты красивая, Ирка. Офигительно красивая. И всегда была.

— Да, — она вытянула руки и пошла из круга света, забывая о том, что собиралась загадать, и смеясь счастью, которое обрушилось на нее, словно океан сверкающей воды на умирающего в пустыне.