Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

— И зря. Если не в состоянии аффекта, посадят тебя, красавчик, и будешь ты пару лет в камере себя жалеть и на жену жаловаться.

Она замолчала. На лице Василия расползлась ухмылка, которая Ирине совсем не понравилась. Морщась, она слегка нагнулась, чтоб расслышать невнятный шепот, сдобренный вечным перегаром.

— Ебал я тебя, — шептал Василий, явно веселясь, — и в манду, и в сраку, нашлась мне тут учителка. Еще и до тебя доберусь, сучка городская.

— Ах ты… — Ирина взялась за грязную руку, почти нежно переплела свои пальцы с чужими, сдавила, сама пугаясь своей радости от того, как сморщилось, кривясь, небритое лицо, и ноги дернулись, снова падая на диван.

— От. ебись, кур-ва, — простонал шепотом, дергая связанными ногами.

Ирина выпрямилась, прижимая его к дивану рукой.

— Вы не выйдете? Мне кое-что у больного спросить надо. Чтобы милицию не вызывать.

— Вась, — посоветовал мужчина, — ты это, ты полегче, а? А то ведь, правда, загремишь. Я там, на дворе постою.

Он вышел, на этот раз плотно закрывая двери, через форточку послышался его голос и голоса других.

Василий попытался вскочить, но Ирина сильно толкнула его руками, и он снова упал на продавленный диван, забарахтался, пытаясь выбраться.

— Не боишься. Понимаю. Но пока не свалил, ты же тут? А я только спрошу. Ответишь, не стану писать заяву. И побои с травмами. Ленка твоя. С-нимать не-бу-дет. Лежи, блядь! Дай спросить!

За окном голоса стихли после ее выкрика. Василий лежал, неловко извернувшись, косил на нее налитым кровью глазом.

— Ты почти трезвый, — сказала Ирина, — я вижу. Так зачем ножом размахивал? Убить хотел?

И снова на мужском лице расползлась хитрая ухмылочка.

— Соображаешь. Тока не все. Зачем мне ее дуру убивать. Забрать хотел. С собой. А там вот, там уже поглядел бы. Как она на Давидика своего. Ну и, там мне ж все можно. Поняла? Ментами пугать не будешь. Там-то. Не достанете.

Он захихикал, всхлипывая. Повел плечами, задирая подбородок с колючками серой щетины.

— Там я большой человек. Сам великий воитель слушает мои слова! И ценит. А не то что вы тут. Мрази болотные.

Ирину тошнило. Не только от старого, въевшегося в кожу запаха перегара, а и от мелких всхлипывающих слов и гаденькой улыбки, с которой похвалялся. Но среди болтовни ей нужно было услышать и понять, как можно больше. А как выдержать, не сидеть же над ним вечно! Мужики во дворе встали под самым окном, молчат, прислушиваясь.

— Почему сегодня? Сейчас почему? Ты, говорят, не трогал раньше. Жену.

— Ну, было разок, съездил по морде. Не помня себя то было. Я ж ее люблю дуру. Ты рази поймешь.

— Почему сейчас? — с расстановкой переспросила она.

— Время пришло, значит! Великий воитель, всех, кто дождался и верен, всех призывает. К себе. Наградить, за верность и службу.

Бормотал, перемешивая ругань и заветные желания, детские сказки и грязные мечты из порно-журналов, поводил связанными руками, закатывал глаза, цокал и цыкал, плюясь слюной, и пару раз оценивающе глянул на Ирину совсем трезвым и пристальным взглядом, от которого ей стало не только противно, а неуютно.

— Вест? — спросила внезапно, прерывая поток слов.

Василий умолк, коротко дыша открытым ртом. Глаза шарили по лицу Ирины, будто пытаясь прочитать, что именно она знает и думает.

— Ты… — он пошевелил губами и вдруг заговорил совсем по-другому, — ты женщина, достойная ласк доблестного воина, ты — одна из жен великого воителя Веста? Или бывшая в пленницах? Или ты видишь горячие сны о том, как берут тебя настоящие жеребцы, а? Вот для чего пришла, со своими вопросами! Но я тебя не возьму. Хотя…

Взгляд опять упал на мятую футболку, и Ирина снова ощутила, что бюстгальтер остался в комнате отеля.

— Будешь слушаться. Так и быть. Возьму. Подарком великому Весту. А ты уломай Ленку, идет? Шо нормально все, — закончил уже обычным своим тоном.

Упал головой на диван, задирая подбородок и выпячивая кадык на жилистом горле.

— Засну. Сказать, мы успеем. Совсем скоро уж будем. С подарком.

— Эй, — она толкнула вывернутый локоть, беспокоясь все сильнее, — не спи, слышишь? Да не спи, зараза!

Но Василий всхрапнул, открывая щербатый рот. Мелко задергалось веко, опускаясь на глаз, а другой уже был зажмурен. И пальцы связанных рук вяло раскрылись, будто готовились что-то принять.

Ирина встала, одергивая футболку под курткой. Мужики за окном топтались, тихо говорили, умолкали, прислушиваясь к происходящему в комнате. Ветер тонко завыл, и форточка захлопнулась.

Спит. Это ее пугало. Из-за ухмылочки, с которой молол свой бред, насчет подарка великому Весту. Это она — подарок. Красивое тело, вспомнила унизительные слова и плотнее запахнула на груди куртку. Что теперь? Не кидаться же на него, пытаясь растолкать. И почему-то была уверена, не проснется.

— Ну, чо? — мужские лица повернулись к ней, стоящей на крыльце.

— Заснул, — коротко отчиталась Ирина, сходя по ступенькам.

— К Ленке-то зайдешь? — ее недавний собеседник ввинчивал подошвой в утоптанную землю окурок, — вы ж бабы, скажешь чего, для спокойствия.

— Да, — машинально кивнув, она обошла стоящих и направилась к калитке, — зайду, конечно.

Но уйдя из переулка, пошла от домов на берег. Ленка давно для себя все решила. Что потерять, за что держаться после потери. И если васькин нож перевернет ее решение, то это будет ее решение, а не Иркины уговоры.

Солнце величаво присаживалось на край воды, сбоку, у дальнего края бухты. Вокруг встала покойная, мирная закатная тишина, такая прекрасная, полная перламутровых бликов по гладкой воде и рассеянного розового света в пустоте неба, без единого облачка.

Проваливаясь ногами в рыхлый песок, Ирина медленно шла к скалам, усмехнулась разок, что ж тянет в одно и то же место, как медом намазанное. Но поймав себя на том, что все действия старается комментировать, словно извиняясь сама перед собой за нелепость поступков, вдруг обозлилась и решила дальше обходиться без реверансов. Надоело потому что.

Надо мне туда, думала мрачно, шагая по неудобному песку, значит надо. И пошло оно все. Лесом. И морями.

Перед самой скалой повернулась, оценивая мягко наступающий вечер. Теперь даже фонарика нет. А через полчаса стемнеет. Вздохнула и ступила в черные тени, изрисованные красными бликами низких солнечных лучей.

В сумраке, испятнанном верхним тающим светом, падающим в проломы и дыры, шла медленно и потому казалось ей — намного дольше, чем раньше. Испугалась, заблукала в торчащих камнях, но все же сориентировалась верно, и вышла к той самой скале, откуда смотрела на песчаную прогалину. На это раз совершенно пустую. Сеялся сверху бледный, уже умирающий свет, ничего не было в нем сказочного. И вокруг все было обыденно, насколько это возможно закатным вечером в скальных лабиринтах у воды. Валялся поодаль смятый пакет от чипсов, даже надпись была видна — «Лэйс» и кусок аппетитно нарисованного грибочка.