Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

С элле Даэдом они обменялись привычными ритуальными словами, и Андрей шагнул внутрь, колыхая многослойные занавеси.

— Привет, — сказал внутри, — как спалось, норм?

— Привет, — повторил кенат-пина, становясь на свое место у полога, — как спалось, норм?

Даэд поморщился, записывая слова. Брови хмурились, рот сложился в гримасу напряженного раздумья. Нельзя пропустить ни слова, но и подумать над сном принцессы нужно прямо сейчас. Записывая, Даэд скользил взглядом по верхним строчкам. «Завершить поиски». «Продолжить прежнюю жизнь». «Убедилась, что она не подходит»…

— Что ты хочешь на завтрак? Твои поварихи сделают нам мороженого, как я объяснил?

— Что ты хочешь на завтрак? Твои поварихи… — шелестел под рукой голос кенат-пины.

Даэд машинально писал, морщась от ясно слышного голоса элле Андрея. Ну да, он не успел отнести столик подальше, теперь приходится слушать и мужа, и мальчишку.

— Отошли кенат-пину, — послышался голос принцессы, — у нас мало времени до смены стража.

Из полога высунулась голова с уже отросшей слегка растрепанной стрижкой. Андрей подмигнул, кивая мальчику. Тот поклонился и почти побежал, туда, где вполголоса перекликались девушки. Даэд застыл над столиком, по-прежнему держа в пальцах перо. Потом под взглядом Андрея аккуратно вытер его, уложил в желобок. Сцепил пальцы под упавшими рукавами парадного халата. И равнодушно встретил выжидательный взгляд.

Андрей кашлянул.

— Если принцесса желает отослать кенат-пину, — размеренно проговорил Даэд, — это значит, что сказанные ею слова не должны быть записаны в свитки. Но не значит, что страж часа обязан побежать с учеником.

— А, — сказал Андрей. Голова скрылась за кисеей.

Из шатра теперь слышался только шепот. Но Неллет ответила вслух, на неуслышанный Даэдом вопрос.

— Да, мой весенний. Он прав. У меня нет секретов от элле Даэда, но бывают секреты от свитка и прочих стражей.

В шатре тонко прозвенело, потом звякнуло. Он сел на постель, догадался Даэд, задел головой спирали подвесок. Наверное, вынул из ящика щетку для волос.

— Элле Даэд рассказал мне о твоем сне. Про нас.

— Нель. Это же все меняет! Вернее. Я не хотел сказать, что без этого сна, я к тебе как-то по-другому. Но если бы ты знала, как часто я жалел, что тогда, в детстве, был таким дураком. Упустил ее. Тебя! Оказывается, не упустил, да? Наверное, это смешно, когда взрослый мужик и вдруг, одно воспоминание, об одной встрече с девочкой. Мужики должны политикой там всякой, войнами. Нет, войнами не надо. Жизнь улучшать, свершения всякие.

— Тот, кто один, тот не полон, Андрей. И ненастоящ. Если ты находишь в ком-то себя, ты живешь дальше. Но уже по-настоящему. И свершаешь. Свое, человеческое. Для того мы друг другу.

— Ты всегда все по местам умеешь расставить. — он засмеялся, — и успокоить. И вообще ты — чудо. Нель, можно невежливый вопрос? Тебе сколько лет? Выглядишь совсем школьницей, мне иногда неудобно даже заходить сюда. К тебе.

Даэд насторожился, стараясь дышать, как можно тише и ничего не пропустить. Она молчит. Улыбается. Или нахмурилась.

— Я отвечу позже, весенний. Время смены стражей часа.

Даэд нетерпеливо оглянулся на бронзовый диск, над которым набухала капля на кончике витой трубки. И сразу же сорвалась, рождая гулкий дрожащий звон, в такт которому поменялись значения на втором диске, что служил фоном.

Издалека, через увитые лианами лабиринты уже мчался кенат-пина, боясь опоздать. Вместе они прошли к пустому пространству, и там Даэд кивком отправил мальчика к шахте, а сам свернул к ближнему краю витка, где пологие ступени вели сперва на открытую террасу, а оттуда — на внешнюю лестницу.

Он не оглянулся на шатер, и лишь коротко поклонился пришедшему ему на смену стражу. Ему нужно было подумать. Над изменением тона принцессы и над ее словами о женщине, от которой ушел элле Андрей сюда, в Башню. Неллет назвала ее «временной женой»…

Ирине снился странный сон. Узкая лощина среди каменных осыпей, поросшая короткой, местами уже подсохшей травой. Она шла по тропе, придерживая рукой висящую на груди тяжелую фотокамеру с длинным объективом. Останавливалась, поднимая к глазу, и нажимала на спуск. Камни в желтом лишайнике, сухие травы, из которых они медленно вырастали, кругля неровные спины. Склоны, казалось, покрытые серым, с зеленью и желтизной мехом. Сверху слышались голоса, негромкие, и во сне она знала, кто это. Много спокойно настороженных людей, что укрылись за камнями и редким кустарником. Кто-то курил, кто-то тихо рассказывал, отвечая на реплики слушателей. Она была тут своя и пару раз ее окликнули, предостерегая. Нельзя выходить на открытые места, знала Ирина. И радовалась, что низкий туман заполняет лощину, ползая у колен белесыми зыбкими клубами. Воздух был тих и влажен, трава глушила звук шагов.

Впереди лощина раздалась, открывая круглую выемку, где на краю тихого озерца, полного прядей подводной травы, стоял старый бетонный бункер с зевами черных окон.

Мужчина у стены бункера ловил рыбу, делал странные, убедительные в реальности сна действия: нагибался с порога, черпая ладонями темную воду и выпрямлялся, выбрасывая ее над озерной гладью. Тускло сверкая, выброшенные рыбы падали на поросший травой склон, лежали там оловянными слитками.

Стоя на берегу, Ирина подняла голову, прислушиваясь к неясному гулу. Опустила фотокамеру, удобнее устраивая ее на бедре, чтоб не колотилась, если придется бежать. И с тревожным раздражением посмотрела на мужчину, увлеченного ловлей. Он что, не слышит? Скоро они прилетят. И может быть, начнется стычка, позади, где прятались люди, уже деловито щелкали затворы, негромкие голоса стали резкими, реплики — короткими и по делу.

Только он один, опуская бледное лицо, на которое при каждом движении падала темная прядь, все черпал свою рыбу, кажется, зачарованный самим действом, а не жадностью охоты.

Она подалась вперед, со стиснутым сердцем, краем глаза уже замечая, как из облачной пелены над верхними скалами мерно выплывает замшелое днище, собранное из выгнутых корабельных досок. Открыла рот — крикнуть сдавленным шепотом, предупредить.

И проснулась, сглатывая и почти оглохнув от сердечного грохота. Села, комкая у груди влажную простыню. Перед открытыми глазами, затмевая тусклый блеск зеркала и полированной мебели, стоял травяной склон, сочного, тревожного цвета, черной с серым зелени, и эта круглая гладкая вода, тоже, как зеркало, положенное плашмя. А еще — ощущение грозной и неумолимой опасности. Там рядом — смерть. И люди в скалах знают об этом.

Не успела, подумала Ирина с досадой. Тряхнула головой, тут же пальцами убирая с влажного лба щекочущую челку. Это всего лишь сон! Но все равно, ужасно, что проснулась не вовремя. Всего пара секунд. Крикнуть ему. А потом уже очутиться тут. Чтоб избежать смерти. Пока они там…