Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

— Неважно, — шелестела Ами, пока ее муж мерно кивал словам, — главное, ты пожелаешь. Для себя. Хочешь вернуть мужа? Позови. И он вернется. Или хочешь возродить ту, первую любовь? Пожелай, это легко устроить.

— Я хочу спросить, — прервала ее Ирина.

— О… — Ами замолкла, с легким раздражением на зыбком лице.

— Вот мой вопрос. Что получаете вы, если я пожелаю, что угодно? Для себя?

— Любое твое желание разрушит точку будущего совмещения. Неллет не сможет исполнить задуманный план. И мы с Денной останемся жить.

— Она умрет? Как вы говорили, да? Сейчас. Или от старости. Одна, похоронив своего Дави… Даэда. Так? А, нет, с ним — не считается. Она умрет сейчас, да?

— Сколько вопросов!

Двойной смех казался серебристой лунной рябью, прыгающей по черным теням.

Ирина прикусила губу, слушая насмешку. Ну да, она уже спросила. На все другие вопросы ответов ей не дадут. Рваный пакет зашуршал, откатываясь в темноту. И она с изумлением увидела рядом с ним темный комок, блеснувший зелеными глазами. Отвела взгляд, чтоб двое не повернулись. Кошка пришла. Пестрая кошка по имени Исса. Откуда она знает имя? Неважно. Она пришла, потому что Ирина все правильно думает и верно решила. Любое желание, говорите? Ну-ну…

— Я готова сказать желание.

Под одобрительные реплики царственных призраков она подошла к столбу света. Помявшись, скинула куртку и футболку, топчась, стянула джинсы вместе с трусиками и кинула их на кроссовки. Уже не обращая внимания на застывших собеседников, сделала несколько шагов, подняла лицо к расщелине в верхних скалах. Там, пересекая звездное небо, плыла Башня, это она светит, с замиранием сердца поняла Ирина, не луна. Я ее вижу! Совсем по-настоящему. Не во сне. А даже если во сне…

— Я хочу. Чтобы Неллет и Даэд сумели соединиться, в своей точке совмещения, и чтоб возрастом они были одинаковы.

Голос вплетался в шорохи воды, которые вдруг усилились, давя на уши, потом стихли, оставляя ее в звенящей тишине.

— Вот так, — с вызовом закончила и тряхнула головой, так что концы волос прощекотали шею. Вышла из света и стала натягивать одежду, стараясь, чтоб руки не дрожали.

— Ты… — голос совсем мало напоминал человеческий, и Ирина вдруг испугалась, перед глазами встали картины из сна, все эти существа, ползущие к ней из кривых зеркальных стекол.

— Ты посмела… жалкое существо с куцым сроком жизни, мимолетный уродец…

— На себя посмотрите, — Ирина дернула подол футболки, схватила куртку, босиком отступая поближе к камням.

Денна шагнул, тяжко впечатывая в песок корявую ногу, от которой откалывались острые куски, вонзались в песок, растекаясь маслянистыми черными пятнами. Упал на колено, потеряв часть ноги, но выбрасывая вперед другую, протянул руки, которые нарастали каменными обломками, гремели, как гремит галька, таскаемая водой. Ами менялась, на место зыбкого лунного света вползал по струящемуся подолу мелкий песок, шелестел, формируя бедра, талию, удлинял руки с тонкими, как веревки, пальцами.

Ирина прижалась спиной к неровной скале. У ноги ерзала кошка, толкая ее боком по штанине, наступала коготками на подъем ноги.

— Вы не можете! Вы обещали! Желание. Не можете!

Кричала, кидая среди скал звонкое эхо, то прыгало, умолкая. И думала со страхом, они обманут. Мало ли. Что обещали.

— Не можем, — проскрежетал Денна, наклоняя к ней корявое каменное лицо с черной расщелиной беззубого рта, — тебя не можем, но есть она!

Тяжелая рука упала, вздымая фонтаны песка. К обрубку плеча торопились мелкие камушки, выстраивая другую конечность. Дыхание Денны пахло гнилыми водорослями и тухлой водой. Ами, крутясь узким смерчем, рассыпалась, швыряя в Ирину тучу злого колючего песка.

Стискивая рот, та зажмурилась. Где-то под ногами истошно орала Исса, и кошачий голос смолкал, становился тише. Ирина упала на колени, взрывая песок скрюченными пальцами. Прижала Иссу к груди, отворачиваясь к скале.

— Не дам. Сволочи!

И, вдруг нащупав на взъерошенной кошачьей шее низку из грубых бусин, просунула руку, хватая подаренный Кирюшей браслет.

— Га-ды!

Голос гулко разнесся под высокими сводами. Всхлипывая, Ирина разжала пальцы, поняв, кошка орет уже от того, что она стиснула ее чересчур сильно. Сползла по гладкой стене, в панике осматривая огромный, совершенно пустой зал, обрамленный цветными колоннами.

Исса деликатно высвободилась, спрыгнула с колен на блестящий пол. И села, совершенно домашними, и потому абсурдно чуждыми тут движениями намывая лапой морду, израненную песком.

— Фу, — сказала Ирина дрожащим голосом, — как же я… ис… испугалась.

Вытянула босые ноги, опустила голову, заплакала, прижимая к лицу трясущуюся руку и стараясь не выть громко. Пусть тут будет пусто. Пусть пока — никого.

В небольшой квартире на жилом уровне техников Марита заканчивала уборку. Необходимости мыть полы и вытирать пыль сегодня не было, пару дней назад она все вычистила, потратив свободный день. Выжимая тряпку и бросая ее на блестящий пол, усмехнулась. Осталась дома, чтоб не идти с мужем на праздник свободного дня. Бедный Алим. Так ее любит, а она все чаще сердится, раздражаясь. Не заслужил. Потому вместо ссор она врет, отговариваясь головной болью и прочими женскими хитростями. Если бы она отказывала ему в ночных забавах, заподозрил бы раньше, но пока просто волнуется. Предлагает сходить к врачам. Или к знахарям. Приносит лакомства, хотя ей угостить мужа всякими вкусными вещами легче: сорвать с грядки, или купить по пути домой. А он по дороге с работы срывается на торговый уровень, ищет там, чем порадовать капризную жену. Нет, не капризную. Ты стала такая… тихая… Так сказал недавно, с горечью и недоумением. Конечно, он помнит, какой она была. Хотя прошло уже полтора десятка лет.

Марита вымыла руки, рассматривая в зеркале свое лицо. Равнодушно тронула пальцем веер тонких морщинок от уголка глаза. Ушла в комнату, где висело большое зеркало. Поколебавшись и глянув на закрытую дверь, убранную цветными занавесками, сняла платье, стаскивая его с бедер и наступая на мягкую ткань босыми ногами. Если даже придет, скажу, грязная, иду мыться после уборки…

Встала перед зеркалом, внимательно осматривая широкие бедра, очерченные смуглой упругой кожей, талию, тонкую по бокам, но уже есть небольшой живот, впрочем, красивый. Под ним темнел треугольник аккуратно подстриженных волос. Темнее, чем волосы на голове. Она забрала пряди, стягивая их на затылке, а смотрела, как поднимается грудь с темными, почти черными сосками. Одну пересекал диагональный шрам, светлой прерывистой ниткой, через сосок от ребер — к шее.

Марита отпустила волосы, тронула пальцем еле ощутимый рубец. Он любил его целовать. Короткими поцелуями, считая их, от начала шрама к его концу, под самым ухом. Она отдернула палец, будто кожа раскалилась. Провела по бокам ладонями. Пора уйти помыться. И готовить ужин. Муж придет или сейчас, или уже совсем поздно, так сказал, если не буду к ужину, не жди, поешь и ложись.