Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Она замолчала, тяжелый стыд краской кинулся в лицо, заставляя голову опуститься. Что она говорит? Разве нужна она великому воителю, который может наметить себе женщину с самого рождения, так говорили, и та вырастет нетронутым цветком, купаясь в роскоши и неге, чтобы почтить славного Веста нежностью тела.

— Подойди.

Он встал из-за стола. Марита медленно шагнула к нему, не поднимая головы и глядя на кожаные носки грубых сапог. Сильные пальцы тронули подбородок, приподнимая. Мужское лицо приблизилось, губы коснулись ее губ. И начался поцелуй, долгий, медленный и такой нежный, что ей невероятно трудно было удержаться на ногах. Отрываясь от его губ, через целую вечность, она удивилась, как это не упала, но поняла — он держит ее, и ноги еле касаются пола.

Рассмеявшись, Вест поставил девочку. Поправил прядь темных волос на виске.

И ничего не сказав, обошел ее, исчез за тяжелыми занавесями на выходе. В коридоре послышался его негромкий деловитый голос. Что-то о новом походе, поняла Марита, держась рукой за стол, что-то военное. Мужское.

В сказаниях саинчи история любви воителя Веста и продажной девки Мариты сложилась бы, как подобает правильной истории.

Марита отвернулась от спящего мужа, подсовывая руку под скулу.

Благородный воин вытащил бы ее из грязной харчевни своей благородной любовью. Вознес к небесам. Как поступил небесный охотник Янне-Валга, спасая призрачную Неллет, которая заболела и почти умерла. И он почти умер, за нее. За любовь.

В жизни все получается по-другому. Это Марита узнала на своем опыте. Наверное, если бы она умерла, тогда, в первый год своей службы великому Весту, все осталось бы в памяти людей, как в легенде о Янне и Неллет. Но вся штука в том, что время идет и идет, копит свои капли, превращая их в озеро. Глубокое, полное всего. И после в нем есть и яркие рыбы, и мрачные твари в глубине. Есть прозрачная вода на мелких ступенях. А есть — бездна, которая без жалости убьет, врываясь в глотку тяжелой водой.

Но сейчас какая ей разница, что там, в озере прожитых лет? Если он вернулся. Пришел к ней. И придет снова. Конечно, придет.

— Я люблю тебя, Марит, — сонно пробормотал за ее спиной муж.

— Я люблю тебя, Аль, — с нежным равнодушием ответила она, не поворачиваясь.

Засыпая, она снова вспомнила историю Янне-Валги, рассказанную нынешними саинчи. Усмехнулась. Она была там. Куда забрали полумертвую Неллет с уровня небесных охотников. И знает, та история была вовсе другой.

Первое, что сделал с Маритой главный учила Веста Дакей, это умело и не торопясь насладился ее телом, совершая с ним такое, что она растерялась, впервые за три года бесстыдной жизни. Мужчины брали ее бесчисленное количество раз, но в цене у них была грубость и сила, а еще на полпути частенько засыпали, сраженные вином и злым пивом, сброженным из небесной манны. Марита привыкла быть выносливой, знала, что ее ценят за это, и частенько позволяла себе с парнями грубоватые шуточки. Уверенная, оплеуху или затрещину получит больше для вида, чтоб не загордилась вдруг, командуя сильными.

Дакей сильным не был. Он был толст и дышал тяжело, хватая Мариту потными руками с пухлыми пальцами. Толстых в селении было немного, парни занимались войной, любили похвастать мускулами, опрокидывая столы или таская на плечах визжащих девок. А женщины и старики все были худы, небесная манна хоть и насыщала, но не прибавляла уютного жирка.

Правда, Хелли-Дака была толстухой, так что, и к этому Марите тоже не привыкать, она не раз оставалась в харчевне, под утро ублажая хозяйку собой, в грязных покоях за кухней.

Сейчас, когда Дакей брал ее, снимая со стены и после, попользовав, бросая на пол странные чужеземные игрушки, ей было ужасно плохо. Не от его потных рук и тяжелого тела с колыхающимся животом. Не от запаха душных масел, смешанного с притиранием для полировки зубов. А от того, что пристальный взгляд маленьких глазок под нависшими веками, казалось, проникал глубже игрушек и его небольшого вялого корешка, протыкал там внутри что-то спрятанное. И оно кровоточило, заставляя болеть сердце и гоня к векам слезы. Марита прикусывала губу, чтоб не расплакаться. Но слезы текли, когда она кричала, не в силах удержаться от наслаждения. А Дакей останавливался, ухмыляясь, ждал, будто заранее знал, как будет и что.

Повисая на шелковых мягких полотнах, которыми он умело вздернул ее над разоренной постелью, она кричала от сладости, слезы катились по щекам, шмыгал нос. И нужно было отвернуться от всезнающего взгляда, но подбородок охватывала белая шлейка, руки вывернуто вздергивались к потолку, болтались ноги, еле касаясь носками складок покрывала.

Тяжело дыша, пока Дакей отдыхал в мягком кресле, расставив толстые ноги и отхлебывая из кубка, обвитого чеканными змеями, Марита гнала от себя еще одну мысль. Потому что та была совсем глупа и не имела права думаться дурной ее головой.

Виной всему был поцелуй Веста. Вот главная причина злых слез. Ночью она выстирала лучшее свое платье, вымыла голову, умыла лицо, так что горели щеки. И ушла, надев платье еще влажным, оставляя позади прошлую жизнь, идя навстречу будущему, такому — неожиданно захватывающему.

Но будущее началось с короткого слова училы, который осмотрел ее, как Хелли-Дака осматривала новых девок, приведенных матерями и дедами.

— Разденься, — бросил Дакей. И отвернулся к столу, уверенный, что она послушается.

Марита послушалась. С тех пор прошел день и почти вся ночь, она очень устала, а старому толстяку все нипочем.

Впрочем, когда в открытую дверь стал вползать зыбкий утренний свет, он отметил, усмехнувшись:

— А баяли, сильна.

Марита не подняла головы, повисая на шелке. Дакей медленно обошел постель, подтягивая полотна, выравнивая ей руки и ноги. Сказал дальше не очень понятное (она поняла это позже, когда уже многому ее научил), с явным сожалением:

— Черна сильно. И телом крепка чересчур. Но славному Весту виднее, да.

Она вздрогнула от произнесенного имени, желая не слышать, стыдясь недавних надежд и мечтаний. Она и Вест… Сколько всего можно намечтать после единственного поцелуя… Особенно, если ты — глупая дурная девка для утех.

— Ладно, — Дакей наконец, бросил на плечи вытертый халат, поблескивающий торчащими парчовыми нитками, ходя вокруг постели, ослабил путы и повязки, придержал, помогая ей лечь. Удовлетворенно вздохнув, сел в кресло, устраиваясь удобнее. Сказал наставительно, обращаясь к копне черных волос, скрывающих лицо:

— Первый урок получен. Вымойся и поспи. Я вернусь к закату.

Она молчала, лежа с закрытыми глазами. Пошевелилась, лишь услышав, как загремел на двери засов. И села, вдруг забеспокоившись еще чему-то, о чем не успевала подумать. Упираясь руками в сбитое покрывало, ахнула, и соскочив с постели, подбежала к запертой двери. Тянула и толкала, боясь оглянуться на низкий потолок, уговаривая себя, он вернется. Конечно вернется, успеет. Не может быть, чтоб он. Бросил ее тут, под низким потолком, не давая выйти под благостыню дневного дождя!