Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Но видеть Андрея с этим сно-монстром было так невмоготу, что пришлось напрячься, изо всех сил пытаясь прогнать сон, шагнуть из него в другой. Шаг — и она затихла, изнемогая от усилия, глядя на склоненное к ней испуганное мужское лицо в редкой бородке. Сон закивал, поднимая откуда-то тощую руку с зажатой в ней мутной бутылочкой. Поднес к губам.

— Попей. Матерь Игна велела.

Тускло радуясь, что сон с Андреем остался позади, Ирина послушно раскрыла рот, глотнула, не успевая выплюнуть обжигающую отвратительным вкусом густую жидкость. Закашлялась, приподнимаясь. И упала в теплую жижу, утопая в ней ушами и скулами.

— Великая наша Неллет, — шептал сон, осторожно приподнимая мокрую голову, чтоб жижа не затекала в нос, — да будут сны твои нежны и ласковы к нам. Ты вернулась. Ты с нами.

Она хотела возразить, одновременно колеблясь, нужно ли возражать, отвергая правила сновидения. В котором она, оказывается, — та самая Неллет. Сон-мужчина был так ласков и так преклонялся, что дальним краем затуманенного сознания Ирина слегка разозлилась этому приниженному поклонению и решила — надо побыть ей, узнать, каково это… Та, которая забрала ее мужа. Великая, правящая народом. Мысли бродили смутно, поблескивали верхушками слов и понятий. Правящ… забра… му-жа…

Но эти верхушки над сонной трясиной направили действия, вернее, отринули их.

Уже ощущая себя великой Неллет, Ирина нахмурилась, отворачиваясь от второго глотка. И от души хлебнув теплой жижи, снова закашлялась, фыркая носом.

На лице сна мгновенно нарисовалось беспокойство, а еще страх. Он оглянулся, передергивая плечами. Снова зашептал умоляюще:

— Три всего, великая нежная. Два осталось. Не ругай бедного Хана, Хан любит тебя, как все любят. Но вдруг страж проснется быстро? Или явится первоматерь Вагна. А мне велено. Чтоб яснился твой ум. И память. Попей.

Теперь она послушалась, потому что первый глоток уже совершал что-то внутри, яснил, как сказал сон. И что ж он не кончается? Длинный какой шаг. Сколько еще лежать, раскинув бессильные руки и ноги в мерзкой бледной жиже? Пора сделать усилие, решила Ирина, припоминая, как сумела вышагнуть из предыдущего сна, глотнуть в третий раз. И суметь. Вырваться из этого сна.

Парень с жидкой бородкой отпрянул, суя за пазуху бутылочку. Вскочил, кидаясь куда-то из поля зрения. И его не стало слышно, только прерывистое протяжное дыхание от дверей, куда ее внесли, и положили. Положили?… Она потеряла сознание. Потом временами приходила в себя, качалась на руках, лежала в чем-то, слышала бубнящие разговоры. Насмешливое лицо этого, с белыми, как иней, короткими волосами. Из сна в сон: великий воитель Вест, чей взгляд находит тебя, если не сумеешь прогнать мысли о нем. И теперь она лежит. Тут.

Устала, пусто подумала Ирина, пора и проснуться, сколько можно шагать из сна в сон, будто они те самые зеркала, висящие подряд. Гнутые, кривые, высокие и круглые, вогнутые и пузатые…

Страж у входа простонал, всхрапнул и проснулся, вскакивая одновременно с тем, как распахнулись деревянные тяжелые створки. Быстрые шаги приблизились, поднося к взгляду Ирины то самое лицо. Полное тайного веселья и предвкушения, с веселыми пристальными глазами, такими светлыми, что казалось, это глаза слепца. Из-за плеча великого Веста щербатой луной показалось некрасивое плоское лицо, расплылось в поддельно ласковой ухмылке.

— Как тут наша красавица? Что скажешь, матерь Вагна?

— Золотая наша нежная Неллет, — пропел низкий голос, зашевелив губы на плоском грубом лице, — уж скоро, великий господин, умнейший наш господин, милостивый к низкой няньке господин…

— Хватит, Вагна. Довольно ли млека? Скажи, я пошлю дядьев.

Женщина склонилась над Ириной, и та в ужасе увидела свою бесчувственную руку, поднятую над жидкостью. С пальцев срывались бледные, как сыворотка, капли. Да полно, разве это ее рука? Тонкая, хилая, с длинными прозрачными пальцами.

— Так вот помашет нежная наша красавица любящим человекам. И головку повернет над плечиком. Не тревожься, мой щедрый господин, млеко поработало верно. И голосок милой Неллет забрало тоже. Чтоб только ручкой благословляла и личиком светлым.

Ирина открыла рот, чтоб сердито высказаться по поводу голоска и личика. Но губы лишь чуть разомкнулись, выпуская полную тишину.

— Во-от, — кивнула Вагна, наблюдая за усилиями и широко открытыми глазами, — все, как надо тебе, мой господин.

Но склоняясь над Ириной, нахмурилась, цепко оглядывая напряженное лицо и ужас, что плескался в раскрытых глазах.

— Хорошо, — сказал Вест, выпрямляясь и с одобрением разглядывая бессильное тело, что покоилось под прозрачным слоем высосанного работой млека, — очень хорошо, первоматерь. Обиходишь, приди в харчевню, скажи, Вест велел выдать две сумы из новой добычи. Вкусно поешь, и платьев там красивых есть. Через три дня покажем принцессу людям.

Шаги стихли, издалека послышался сильный уверенный голос.

Вагна взялась руками за бортик лохани, всматриваясь в напряженное лицо.

— Сильна ты, девка, — покачала большой головой, — да я-то сильнее в десятикрат. Смотри, не впадешь в правильный сон, кушать не дам до самого велика дня. И травичкой напою правильной. Глазоньки придется крючочками прираскрыть, да кроме Вагны кто узнает, что при смерти лежишь. Ежели верно травичка сварена, пролежишь долго.

Она выпрямилась, оглаживая толстые бока, утянутые в новое холщовое платье. Подумала, кусая бледную губу. Взяла было со стола пузырек, встряхивая в нем темную жидкость. Ирина, холодея от мысли, которая упала на нее внезапно, заново осветив все вокруг (не сон, не снится), обессмыслила лицо, прикрывая глаза. Рот открылся, показывая полоску зубов, щеки и лоб разгладились. Руки вяло висели в толще млека, распустив длинные пальцы.

Вагна поставила пузырек на место. Успокоила себя, прогоняя дурные мысли. Показалось. Конечно же, показалось, кто устоит против млека. И волосы вон, растут, свиваясь правильными кудрями. И кости тончают на глазах.

Задвигая пузырек подальше за плошки и бутылки, Вагна глянула в угол, и пошла к выходу, кивнув стоящему стражу.

Тот, дождавшись, когда женщина выйдет, повалился на табурет, простонал, как человек, который спал беспробудно, но вот разбудили, и вдруг сразу захрапел, выкашливая тяжелое дыхание, будто его заставили снова уснуть, против воли.

А в крошечной комнатке, куда шел узкий лаз в том углу, что проверила взглядом Вагна, застыл Хан, не в силах двинуться, не в силах оторвать глаз от стола, на котором лежала еще одна женщина. Ее он помнил, хотя видел тоже, когда был совсем мал. Темная подруга великого воителя Веста. Смуглая Марит, пропавшая во время исхода. Саинчи пели о том, как приняла она смерть, сражаясь за своего господина, и как взял в сильные руки господин Вест ее тело, схоронив с почестями на самой верхушке Горы Черепов, что высилась посреди злого болота. И с тех пор смелая Марит летает ночами под низкими тучами, подбадривая воинов на свершение подвигов, своим примером показывая — сколь сладостно отдать жизнь за любимого господина.