Елена Блонди - Ами-Де-Нета [СИ]

Он тряхнул головой, прогоняя бессильную злость. И вернулся к другой мысли, которая должна бы стоять вначале. Тоже не принося ему радости. Узнав то, что узнали они сегодня, он должен смириться с тем, что даже эта возможность отодвинута во времени. Жить дальше, считая дни и года. Вести размеренную целомудренную жизнь ученого советника, без права завести семью (да он и не хотел ее), довольствуясь приходящими женщинами-подругами. Учить мальчиков, избранных в кенат-пины. Вести занятия в классах, подсчитывая успехи молодых, что стремятся в покои принцессы. И все это время видеть, нет, даже не видеть Неллет, а только один час в сутки проводить в опочивальне, сторожа ее сон и слушая бормотание кенат-пины. Может быть, судьба будет добра к нему, и Неллет несколько раз в году проснется не в срок. Но неурочные пробуждения, зимние или осенние, сулят Башне невзгоды и разрушительные изменения. Да, он имеет право войти в опочивальню, если пробуждение случится в его час. Но узнает ли его принцесса, если все силы ее уйдут на сопротивление кошмарам?

Ступени ложились под мерные шаги, сбоку светило раннее солнце, выползая из облачной дымки, бросало на комковатую поверхность утренние тающие тени, длинные и косые. Порывами налетал ветерок, такой ласковый, и не скажешь, что к полудню он превратится в обещанную предсказателями грозу с ураганом и молниями, хорошо, промчится мимо, почти не коснувшись Башни.

Даэд вспомнил, как встречали на жилых уровнях предсказанные грозы и шторма. Без суеты делали то, что должно, закрепляли предметы, уводили детей в центральные убежища, подальше от внешних краев, проверяли прочность страховочных сеток. Нормальная обыденная жизнь. И как же отличались от этого дни внезапных катастроф — отражений кошмаров Неллет, спящей в своей ажурной спальне. Никто не мог предсказать их. Жизнь Неллет во сне не поддавалась толкованиям, лишь слабые отголоски ее долетали, оставаясь в записанных стражами обрывочных словах, произнесенных во сне. А еще — записи снов, рассказанных самой принцессой. Но даже подробнейшее описание кошмаров (тут Даэд остановился, впервые мучаясь пониманием, как же трудно должно быть ей — переживать ужас, рассказывая о нем) не выстраивалось в цельную картину, способную помочь предсказателям.

В покоях принцессы страж первого утреннего часа свернул свой пергамент, обвивая его кожаным шнуром. И отступил, давая кенат-пине собрать письменные принадлежности в его личную коробку — лакированный ящичек из драгоценной древесины. Мальчик проворно выполнил привычные действия, укладывая перья и пузырек с чернилами. Кивнул другому, который ждал рядом, нетерпеливо оглядываясь на колыхание занавесей. И пошел следом за своим наставником к шахте подъемника.

На уровне стражей шел за мерной спиной в богатом плаще, держа у живота коробку. И зайдя следом за элле в его комнаты, уложил ящичек на рабочий стол. Поклонился, ожидая приказаний. Но элле молча махнул рукой, расстегивая витую булавку воротника.

Мальчик поклонился и молча вышел. Маленький, со светлыми, коротко стрижеными волосами, он быстро шел по коридору, но миновав поворот, почти остановился. Покусал пухлую губу, морща лоб и гримасничая от раздумий. Он мог уйти в общую столовую, где перед отдыхом собирались все кенат-пины, выпить горячего фруктового чая и сыграть в стрелков-охотников. Еще там вкусные пироги и сладкие пирожные, хотя есть ему не хотелось, но — вкусные. А мог сразу уйти в свою комнатку, где кроме него жили еще два кенат-пины, с которыми он почти не встречался. У всех троих было разное время трудов и когда он возвращался спать, другие отсутствовали, учась или неся свою вахту в покоях принцессы.

Обе возможности были верными. Правильными. Но кенат-пина медлил. И решив что-то, побежал к самой дальней шахте, оглянувшись, убедился, что в коридоре пусто. Прыгнул, замирая сердцем от того, что снова выбрал для себя неправильный путь. Не разрешенный.

Там, куда его принесла пустота шахты, можно было не бояться чужих глаз. Это была заброшенная прослойка технического уровня самого нижнего витка Башни. Но мальчику все равно было страшно. Тут, мигая светом, жужжали умирающие бледные лампы. Иногда через световые линии на стене быстро пролетала серая тень, маленькая и злая, с острыми крыльями. А если подойти совсем близко, знал мальчик, и отогнуть пластину старой обшивки, можно увидеть черных насекомых с блестящими спинами, которые копошились в темной тесноте, налезая друг на друга. Но лучше не трогать их, вдруг кусаются.

Мальчик шел быстро, иногда оглядываясь, уверенно выбирая направление в путанице узких коридорчиков и сумрачных развилок. Взбегал по нескольким ступеням, спускался по длинным пологим пандусам, стараясь не шлепать мягкими сапожками. Почти зажмурясь, проскочил большой зал, полный высоких граненых колонн, в тени за которыми что-то мерно гудело. И нырнул в маленькую дверцу, сразу прикрыл ее за собой, оказываясь в полной темноте. Вспотевшей рукой зашарил по стенке, ища невидимый рычажок, включающий лампу на потолке.

— Не надо, — голос из темноты не испугал его, а наоборот, совсем успокоил.

Мальчик опустил руку, всматриваясь в темноту. Перед глазами плыли бледные тени коридорных светильников.

— Ты пришел!

— Я не обманываю мужчин, — у стены засветился крошечный огонек, рисуя над собой жесткий подбородок, впалые скулы и темные от теней глаза.

Мальчик гордо выпрямился. Он — мужчина!

Собеседник повел огнем, указывая на ящики у стены.

— Садись, Сэней, расскажи, как твои дела.

Мальчик подошел и послушно сел, поднимая лицо к маленькому пламени.

— Что улыбаешься?

— Элле. Элле Крейт никогда не зовет меня по имени. А ты зовешь.

— Он плохой человек, Сэней. Разве будет хороший человек обижать главного своего помощника?

— Он не обижает меня, — нерешительно вступился за учителя Сэней, ерзая, чтоб сесть поудобнее.

— Обижает, — убежденно возразил собеседник, — невниманием. Ты умный парень, Сэн, ты должен это понять. Они забрали тебя из семьи, не дали учиться в классах с другими ребятами, теперь ты совсем один. И твой элле не зовет тебя именем, которое дала тебе мать! У настоящих мужчин это кровная обида. Оскорбление.

Он замолчал, хмуря светлые брови и щелкая зажигалкой, заставляя пламя исчезать и появляться снова.

Сэней подумал, о том, что мать его пропала давным-давно, и ему совсем несладко жилось в большой новой семье отца, а еще о том, что на витке стражей он не один, просто ему неохота дружить с такими же мальчишками, слушать их болтовню. Но его друг так складно говорил о настоящих мужчинах. И сам был такой — храбрый и мужественный. Поэтому мальчик вздохнул. И кивнул, подтверждая слова друга.