Соня Фрейм - Не потревожим зла

Якоб.

Вернувшийся в свой день и час. Незваный гость, стучащий в закрытые двери. Наконец он закончил свой безумный бег.

На нем была та же огромная нелепая кожанка, настолько потертая, что он мог сойти за бездомного. Бледное лицо, слегка подрагивающий подбородок, в отсвечивающих неоном глазах — сосущая пустота. Якоб казался измученным и одиноким еще сильнее, чем при жизни. Он смотрел с отстраненным лицом, словно изучая даже не ее, а толщину стекла.

Она огляделась и поняла, что главное зеркало направлено прямо в то, где он возник, а между ними случайно оказалось маленькое зеркало-переходник Галонске, связывающее все вместе. Появился мост, по которому можно идти и живым, и мертвым. Якоб пришел, стоило ей только подумать о нем. Ключом же, отпирающим все четыре двери, стала она сама, а не верная комбинация.

Алиса подавила первую волну ужаса и несмело прижала пальцы к поверхности зеркала — последней преграде между ними. Якоб равнодушно повторил движение вслед за ней: пальцы к пальцам…

— Прости. Прости меня, — севшим голосом вымолвила она.

Эти слова крутились на кончике языка, в круговороте мыслей, в изнуряющих снах… И вот они сказаны.

А облегчения нет.

Его взгляд не менялся, и в нем читалась уже знакомая фраза:

«Ты меня предала».

— Я знаю, — эхом отозвалась она.

Он отрицательно покачал головой.

«Да что ты можешь об этом знать? Ты оставила меня дважды».

— Нам нужно это закончить, — с трудом заставила она себя сказать эти слова.

Якоб ломко усмехнулся. Его молчание подстегивало говорить за двоих, но каждое слово звучало неуклюже и жалко.

— Я раскаиваюсь, что оставила тебя тогда. Что не углядела. Не заметила. Это ничего не изменит. Но поверь, от моей жизни тоже мало что осталось, если тебя это обрадует.

Он снова отрицательно покачал головой, а тьма за его спиной задрожала сильнее. Глаза Алисы лихорадочно забегали туда-сюда.

— Ты говорил, что есть один способ.

Вдруг он поднял подбородок, словно подбадривая ее.

— Это твоя лазейка?

Тогда Якоб наклонился так близко, что она увидела, как по ту сторону стекла проступают следы от его пальцев. Губы беззвучно шевельнулись.

«Ближе», — поняла Алиса.

Она прижалась всем телом, пытаясь понять, что он хочет сказать. Якоб врастал своими бледными глазами, и Алиса чувствовала, что действительность начинает разъедать чернота…

«Не смотри! — нашептывал внутренний голос. — Отойди от зеркала!».

Вдруг как наяву появилась его рука. Она мягко прошла сквозь стекло и уцепилась за ее запястье. Ею овладела странная медлительность, но хотелось сопротивляться, потому что казалось, что он делает что-то неправильное, опасное.

— Не надо, — как в полусне сказала она.

Якоб склонился к ее уху и наконец обрел голос, походящий на тлеющие угли:

— Знаешь, что здесь ничего нет? Знаешь, что я застрял? Передай всем: самоубийцы не попадают в ад, ада нет. Мы никуда не попадаем. Но я рад, что ты тут. Алиса, моя Алиса…

Алиса, Алиса, Алиса.

Он уткнулся носом в ее волосы и сжал запястья изо всех сил. Она молчала, не в силах пошевелиться. Притупленно пульсировала боль в кистях, расходящаяся от тисков его пальцев.

— Я вел тебя, и ты нашла верный путь. Я знал, что ты сможешь, хотя в какой-то момент ты и пропала. Не было больше тропы в твои мысли, и я опять остался во тьме один. Ты блуждала где-то среди живых. С тобой был кто-то другой, и он все еще близко, я чувствую, как он тлеет на исходе своих сил, но тянет тебя прочь от меня… а ты и рада. Но в начале было обещание. Сейчас ты передо мной, и значит, все получилось. Знаешь… Я прощаю тебя за то, что ты всегда притворялась. Поняв, что не можешь мне помочь, ты решила меня убить. Ты сделала это тихо, аккуратно, просто отпустив меня. Но даже мертвый я только тебя и помню.

Он поцеловал ее с болезненным упоением. Алиса не ответила и безучастно положила голову на его плечо. Ее воля растворялась.

Под ногами больше нет пола… Теперь они оба нигде. В конце всех миров, в конце всех историй. Это обочина жизни.

С трудом обернувшись, она увидела, что комната осталась позади. Вслед ей смотрел черный глаз посреди мансарды — последнее зеркало, открывшее ей вход в мир Якоба.

Но тут так пусто…

И холодно. Очень холодно.

Это неправильная кроличья нора. В нее не надо было лезть.

— Иди ко мне. Ко мне.

Ко мне-е-е.

Алиса резко выдернула руками из его пальцев и чужим голосом выдавила:

— Оставь меня.

Глаза Якоба словно взорвались осколки, и ее вновь кольнула его неутихающая, жалящая боль. Мелькнули слезы.

Господи, он плачет… как человек.

Она разрыдалась вместе с ним, одновременно пытаясь вытереть его слезы, которые были такими теплыми. Неужели это их удел — плакать вдвоем во тьме целую вечность, расплачиваясь за ошибки друг друга?

— Алиса, мне хуже, чем когда-либо, — зашептал он сразу несколькими голосами. — Если ты снова меня оставишь, я останусь таким навечно — ущемленным, неполноценным, брошенным. Не наказывай меня так, не в этот раз, пожалуйста, пожалуйста… Я не могу отсюда выйти, понимаешь? Я не могу сделать это сам.

Это прозвучало как заветная комбинация, освобождающая какую-то ее часть, ждущую этого часа уже много лет.

« Менахем …» — раздалось отовсюду как заклинание.

Что-то стянулось в черную точку, и внутри произошел беззвучный взрыв. Она ощутила пространство и его границы, которых раньше не было. Над ними бешено крутилось огромное колесо, дробящее чужие кости, но его уже никто не вертел…

Алиса взяла Якоба за руку и потянула вперед. Здесь не было направления, но она чувствовала, что путь появится вместе с ее шагами.

— Тогда иди за мной, — произнесла Алиса чужим бесполым голосом. — Ты просто заблудился. Я отведу тебя домой. Я знаю, где он.

Якоб уронил голову на грудь, точно из него вынули заводной ключ, и покорно последовал за ней, как в первый день их знакомства. Когда-то она взяла его за руку и сказала те же слова. Они заканчивают там, где начинали.

Наша любовь — это взаимное чувство вины.

Наш союз — это пакт меж убогим и утешителем.

Я принесу тебе мир.

Я принесу тебе тишину.

Ты больше никогда не будешь несчастен.

Они шагнули из одной черноты в другую, в зеркале напротив.

Якоб исторг крик, превратившийся в оглушающее многоголосое эхо. В Алису вдруг ударил нестерпимый свет, разъедающий их обоих.

Мрак оказался иллюзией.

Тело Якоба билось в агонии, но Алиса обняла его, чтобы удержать и не дать упасть в ту пропасть снова. Измерения света и тьмы дрожали, норовя разойтись в разные стороны, но она удерживала их вокруг них двоих. Ткался кокон. Менялось пространство и время.