Елена Асеева - Четыре дня, четыре ночи [СИ]

— И, что это? — поинтересовался русич, в душе удивляясь не только хамству кота, но и тем новомодным словечкам которыми он щеголял.

Барсик шел теперь в буро-сером тумане, поглотившем его жирное, обросшее мягкой шерстью тело, и не спешил ответить на вопрос своего хозяина. Наверху черное высокое небо было усеяно яркими крупными звездами и туманностями, освещающими все пространство пекельного царства, холод, каковой блуждал подле поля служителей ропат, иссяк также, как и само поле, поглощенный багряно-бурым туманом.

— Глянь налево, — промурлыкал, так и не ответив на вопрос Руслана, Барсик. — Видишь там поле его бурую поверхность, а на нем какие-то зеленоватые травы… Это луг на котором живут помещики, феодалы, капиталисты, богачи, олигархи, короче все те, кои держали в своих руках золото и серебро, а не лопату, кирку, косу и соху… Те кои всегда так легко рассуждали о хлебе насущном, а видели его лишь в нарезанном виде… Те кои ели, пили, спали наживаясь на труде людском, обирая народ, унижая и угнетая его… А, тяперича здесь, на этом лужочке, они пытаются вырастить травинку своей жизни, чтобы утолить страшный голод который мучает их оплывшую жиром душу, и получить масенькую надежду на возрождение… Ах! Но, увы! Увы! Увы! Все они мертяки… мертвячина пахнущая плесенью… хму… хму… мур!

Руслан слушал кота, его злобные рассказы, и понимал, почему это животное, утопающее в буро-сером тумане, смеется и не по-кошачьи радуется смерти всех тех, в коих жила душа, кои в руках держали богатство земли и при том забывали о том, что они смертны… Наверно думая, что и там после смерти у них все будет в ажуре! Однако нет!.. Ажура у них не будет!.. И теперь по бурой земле ползали на коленях черные души, их было много… очень много. И луг, как назвал его кот, уходящий вправо, влево и куда-то вдаль был просто ими забит. Все эти черные души, когда-то именовались «хозяевами жизни», а теперь стали чахлыми, замученными, черными душонками. И всей своей чернотой они старались вырастить и уберечь такие же чахлые, как и они, зеленые побеги, по высоте которые едва достигали семи сантиметров, а в ширину были не толще листка бумаги. Всходы поднимались вверх, вылезая прямо из бурой земли, и несмотря на то, что ветра не было, они покачивались, наклоняясь вправо, влево, а затем внезапно ломались, где-то в серединке и падали на землю. Черные души взволнованно вздрагивали, глядя на сломанные, упавшие травинки, и также как прежде их ростки начинали качаться вправо, влево, а немного погодя они хватали упавшие травинки черными руками, и поспешно засунув в рот, принимались жевать… Но, увы! как сказал разумный Барсик, они были душами, и не могли утолить свой духовный аппетит этими жалкими крохами трав, каковые лишь только они начинали жевать, вываливались через их черный, пустой подбородок, летели вниз, а коснувшись бурой почвы, исчезали…

— Хму…видал… сожрать попытался… хму… хму…, — засмеявшись, сказал Барсик и на мгновение пристав на задние лапы, выпрямил спину, выглянул из тумана и указал на черные души. — Ан… нет, дорогушечка, ты уже отожрал свое, а нонче поголодай… Они всегда думали, что важнее их ничего нет, что знания их велики, ведь в кармане у них гремит золото… а то… хму… хму… гремели крючки демонов…. А теперь у этих дуралеев не получается вырастить ни одного всхода, а всего лишь травиночка, должна подрасти на десять сантиметров и все тогда… тогда будет надежда…. Но нет…! нет…! никогда всходик, травиночка не дотянется до нужных сантиметров… У всех у них перелом будет в серединочке… Что ж, Руслан поделом им, потому как нельзя человечушке живущему в Яви забывать, что каждому предстоит умереть… у всех один конец. И другого никогда, никогда не было и не будет, ни у кого… хму… хму… и у Исшу их него тоже, был тот самый положенный конец… А тяперича его головешка там в ледяной горе торчит… и ни в каком он не Небесном царстве… хму… хму… дуралеи вы все людишки… Ох! дуралеи…

Руслан смотрел на эти чахлые всходы, на эти несчастные души, на их жалкие попытки вырастить травы и получить надежду на возрождение, не зная главного, что все они обреченные и просто ожидающие смерти Яви, чтобы исчезнуть вместе с ней, и почувствовал тяжесть в своей светлой душе, которая каким-то волшебным, непостижимым образом смогла избежать… Да! несомненно, избежать этого пекельного ужаса! А Барсик вновь пропав в буро-сером чаде, и выставив вверх хвост, как ориентир уже уходил вперед, и Руслан поспешил за ним, не в силах больше глядеть на этих, как выразился кот, мертвяков.

Вскоре буро-серый туман сменился на черно-красный. И этот черно-красный туман, плывущий по земле, был очень холодный. И то ощутили не только почти босые ноги человека, но и весь он сам, потому что от холода его тело покрылось пупырышками и задрожало. Да ко всему прочему стелющийся туман был напитан капелью воды отчего немедля намокли носки и спортивные штаны до колена. А местам чад становился густым и плотным так, что из него было трудно вытащить ногу, словно кругом был не туман, а вязкая грязь. В воздухе теперь стоял стойкий запах плесени и гнили, и кроме урчания кота опять ничего не было слышно.

Но вот туман стал менее плотным, он начал редеть, и плавно опустившись на землю, покрыл ее своей красноватой пеленой, точно пленкой, и прямо перед собой увидел Руслан сидящего кота. Былое бахвальство покинуло бело-серого Барсика, и теперь он сидел притихший и немного испуганный. Он приподнял переднюю, левую лапу и направил ее вперед. Русич остановился подле кота и проследив за движение его лапы, узрел там, куда указывали, высокие гряды ледяных гор, создающих, что-то в виде полукруга. Горы были не просто ледяные, а будто сделанные из стекла, и на них не просматривалось ни единой выбоины, выемки, бугорка. Их поверхность была необычайно гладкой, а высота такой, что сверху на них сидели густые бело-синие облака и похожие на огромные, драгоценные камни, ярчайшие звезды синего цвета. Горы образовывали нечто вроде неприступной крепости, внутри каковой высилось чудное дерево. У дерева был могучий ствол и такие же мощные длинные ветви, на коих не имелось листочка иль почки. Там не было даже намека на зачаточку цветка, точно дерево умерло или высохло. Да только, на самом деле, дерево было живым, и то не столько зрилось, сколько слышалось по издаваемому им тихому скрипу, и по едва заметному колыханию ветвей. Кора дерева и на стволе, и на ветках была черной, а сверху покрыта голубоватой тончайшей паутинкой. И дерево было оплетено теми нитями так плотно, что между ветвями, и небольшими веточками висело голубоватое тонко-плетеное, кружевное полотно паутины, с крошечными бусинками-росинками. Росинок по поверхности паутинки располагалось бесчисленно множество, и они касаясь друг друга гладкими боками, издавали тихое дзинь… дзинь или громкое бом…бом, так как звонит колокол, призывая прихожан на службу в ропату. А еще в середине дерева, прямо там, где от ствола в разные стороны начинают отходить могучие ветви, висело укрепленное на золотой, тонкой цепи, золотое Яйцо с черными крапинками по поверхности. Яйцо было и не маленькое и не большое, овальной и очень правильной формы, в длину оно не превышало метра, а в ширину и толщину чуть больше полуметра. И это Яйцо, как и само дерево, чудилось живым, и видел Руслан, как золотые его стенки вздрагивали так, словно перед ним висело и пульсировало чье-то сердце, а может душа.