Ренсом Риггз - Карта дней [litres]

Я почувствовал, что язык у меня развязался, и начал отвечать:

– Меня зовут Джейкоб, я приехал из Флориды, из городка…

– Скучно, скучно, скучно ! – крикнула девочка и ткнула пальцем в Эмму. – Ты!

Эмма вздрогнула всем телом и заговорила:

– Меня зовут Эмма Блум. Я родилась в Корнуолле, а выросла во временной петле в Уэльсе, и…

– СКУЧНО! – завопила девочка и указала на Еноха.

– Я – Енох О’Коннор, – произнес он, – и у нас с тобой есть нечто общее.

Девочка заинтересовалась. Услышав эти слова, она встала с кровати, заваленной куклами, и подошла к нему.

– Я умею оживлять мертвые вещи с помощью живых сердец, – продолжал Енох. – Правда, сначала приходится разбирать их на части, но…

Девочка щелкнула пальцами, и рот Еноха сам собой захлопнулся.

– С виду ты милый, – сказала она, обводя пальцем его подбородок, – но стоит тебе заговорить, как сразу все портится. – Она нажала ему на кончик носа. – Би-и-ип! К тебе я еще вернусь.

Она повернулась к Бронвин:

– Ты.

– Меня зовут Бронвин Братли. Я очень сильная, и мой брат Виктор тоже был…

– СКУЧНО! – взвизгнула девочка. – ЭЙ, БОЛВАНЧИК!

За дверью послышались торопливые шаги. На пороге показался учитель с галстуком-бабочкой.

– Да?

– Я больше не хочу таких кукол, как эти, Болванчик. Ты только посмотри на них? Как по-твоему, весело с ними будет играть в «Монополию»? А?

– Э-э-э… нет?

– ВОТ ИМЕННО! НЕТ!

Она поддала ногой по горке кукол, и те разлетелись во все стороны.

– Правда, вот этот мне нравится, – она указала на Еноха. – Но остальные – СКУЧНЫЕ и просто УЖАСНЫЕ.

– Мне очень жаль, Фрэнки.

– Что будем с ними делать, Болванчик? – Она повернула голову и коротко взглянула на нас. – На самом деле его не так зовут. Просто я называю его Болванчиком – потому что могу называть кого угодно как захочу.

– Может, съедим их? – предложил Болванчик.

Фрэнки фыркнула.

– И почему ты всегда хочешь их съесть? Как-то это странно, Болванчик. И вообще, в последний раз у меня от этого живот болел.

– Ну, или можно продать их.

– Продать? Куда?

– Не куда, а кому, – поправил учитель, но тут же зажал рот рукой и побледнел.

Девочка рассвирепела. Она указала на него пальцем и быстро прочертила в воздухе невидимую линию сверху вниз. Учитель упал на колени, словно его дернули за ниточки.

– НЕ СМЕЙ. МНЕ. УКАЗЫВАТЬ.

– Да, Фрэнки. Слушаюсь, мэм. – Голос его дрожал. – Mater semper certa est .

– Верно. Совершенно правильно. – Целый отряд кукол уже маршировал к ним через комнату. – И потому что ты такой послушный, Болванчик, я разрешу им сжевать только одну твою ногу.

Учитель повторял одну и ту же фразу снова и снова, все быстрей и быстрей: « Mater semper certa est, mater semper certa est !» – пока слова не слились в нечленораздельную тарабарщину. Куклы набросились на него толпой, хватая его ручонками и клацая деревянными зубами. Учитель закричал, заплакал навзрыд, но даже не пытался сопротивляться. Казалось, он вот-вот потеряет сознание – и тут, наконец, девочка развела руки в стороны и громко хлопнула в ладоши. По ее хлопку все куклы обмякли и попадали на пол.

– Ох, Болванчик, какой же ты забавный!

Учитель собрался с духом, вытер слезы и, пошатываясь, поднялся на ноги.

– На чем я остановился? – Он прочистил горло. – Ах, да. Можно продать их Анимистам, Ментатам, Погодникам… – Он прижал дрожащие пальцы к шее, проверяя пульс, и тотчас спрятал руку за спину. – Но, как обычно, самую высокую цену дают Неприкасаемые.

– Фу-у-у! Терпеть их не могу! Но если только они сюда не явятся…

– Я свяжусь с ними и договорюсь о встрече.

– Но вот этого я не продам. – Она указала на Еноха и начертила в воздухе полукруг. Губы Еноха сами собой изогнулись в неправдоподобно широкой, гротескной улыбке.

– Отлично, Фрэнки. Очень хорошо.

– Я и сама знаю, что хорошо. Что будет с остальными, мне плевать. Только одно условие: если тот, кто их купит, будет делать с ними что-нибудь ужасное, я хочу посмотреть.

Я очнулся после долгого сна без сновидений и обнаружил, что привязан к стулу. Все мы сидели в ряд: ноги прикручены веревками к ножкам стульев, руки связаны за спиной. Эмма, Бронвин, Нур и даже Миллард – обвивавшие его веревки как будто висели в воздухе вокруг пустого стула. Только Еноха с нами не было.

Я поводил глазами по сторонам и понял, что мы сидим на сцене какого-то старого театра, за потрепанным желтым занавесом. Обернувшись, насколько смог, я увидел за спиной тросы и блоки для декораций, а наверху – прожектора на подвесках. Кляпов не было, но говорить я все равно не мог. Не мог даже заставить собственный рот открыться. По ту сторону занавеса слышались голоса. Похоже, разговор шел о нас.

– Они вторглись на мою территорию! Пытались меня обокрасть! – говорила та чокнутая девчонка, Фрэнки. – По закону у меня есть полное право их повесить, но я решила проявить милосердие. И заодно оказать вам всем услугу.

– Звучит забавно. Обычно это ты пытаешься нас обокрасть, – ответил хриплый мужской голос. – Последний экземпляр, который я у тебя купил, рассыпался в пыль всего через два дня.

– Если вы не способны позаботиться о них как следует, я тут ни при чем, – отрезала Фрэнки.

– Продавец не несет ответственности за ошибки покупателя.

Я узнал масленый голос Болванчика.

– Ты продала мне порченый товар и теперь должна дать одного бесплатно!

Судя по звукам, они уже собирались вцепиться друг другу в глотки, но тут какая-то дама постарше крикнула:

– Прекратите! Никаких драк на нейтральной территории!

Все стихло. Затем хриплый голос произнес:

– Я и так уже потратил на тебя полдня, Фрэнки. Давай начинай свое шоу.

– Отлично. БОЛВАНЧИК!

С громким скрипом, взметнув облако пыли, занавес стал подниматься. За ним обнаружился пустой и обшарпанный зрительный зал: драные сиденья и покосившиеся под опасным углом балконы – казалось, еще чуть-чуть, и они рухнут вниз.

На сцене собрались три группы. Все смотрели на нас, но при этом как будто не забывали приглядывать друг за другом. Каждая группа держалась на удалении от остальных. Фрэнки и Болванчик стояли ближе всего к нам. Фрэнки была во фраке и с жезлом в руке, точь-в-точь как ведущий циркового представления.

Сейчас мне трудно в это поверить, но тогда я еще понятия не имел, кто такие остальные. И, пожалуй, это было к лучшему: будь мне известна их репутация, я бы испугался так, что не сумел бы мыслить ясно. Фрэнки предложила нас на продажу самым ужасным бандам странных, промышлявшим в Нью-Йорке, и на ее приглашение откликнулись трое главарей. Впереди, в центре сидел на стуле молодой парень с волосами дыбом, застывшими у него над головой, словно гребень волны, и с тонкой опасной улыбкой. Он был в костюме с иголочки, но на ботинках запеклась красная грязь. Звали его Крах Донован. Позади него стояли двое подручных: чопорного вида девица, читавшая газету, и мальчишка, который, похоже, читать вообще не умел, – с пустым взглядом и челюстью, отвисшей в тупом удивлении.