Дин Кунц - Странный Томас [litres]

С другой стороны, поскольку именно благодаря моему неожиданному появлению в доме чифа он и Берн Эклс провели короткую проверку Робертсона, Эклс знал, что я приложил к этому руку. Если знал Эклс, могли знать и другие: среди копов информация расходится быстро.

Однако я предпочел косить под дурачка.

– А кого вы должны высматривать, сэр? Что-то я вас не понимаю.

– Я вижу тебя, я знаю, что чиф направил меня сюда не без твоего участия.

– Мы смотрели, как играют наши друзья, – заметил я. – Сам-то я в боулинге не силен.

– Просто слаб, – поддакнула Сторми.

С соседнего сиденья Варнер взял увеличенную компьютерную распечатку фотографии Боба Робертсона с водительского удостоверения.

– Ты знаешь этого парня, так?

– Видел его сегодня дважды, – ответил я, – но не знаю.

– Ты говорил чифу, что он может появиться здесь?

– Я – нет. Откуда мне знать, где он может появиться?

– Чиф говорит, если я увижу его идущим ко мне, а руки не будут на виду, нет нужды сомневаться в том, что из кармана он достанет не пластинку мятной жевательной резинки.

– Наверное, чиф знает, что говорит.

«Линкольн Навигатор» вполз на стоянку с улицы и остановился в затылок патрульной машине Варнера. Тот высунул руку из окна и махнул, давая понять водителю внедорожника, что тому нужно его объехать.

Я видел, что в «Навигаторе» сидят двое мужчин. Но не Робертсон.

– Откуда ты знаешь этого парня? – спросил Варнер.

– Перед полуднем он приходил в «Гриль» на ленч.

Веки поднялись с глаз спящего медвежонка.

– И это все? Ты приготовил ему ленч? Я думал… между вами что-то произошло.

– Что-то. По мелочи. – Я ужал события прошедшего дня, выбросив все, чего знать Варнеру не следовало. – Он вел себя как-то странно в «Гриле». Чиф там был, видел, что он какой-то странный. А потом, во второй половине дня, когда смена у меня закончилась и я занимался своими делами, никого не трогал, этот Робертсон вновь столкнулся со мной и повел себя агрессивно.

Тяжелые веки Варнера опустились, превратив глаза в щелочки. Интуиция подсказывала ему, что я утаиваю важную информацию. Соображал он быстро, пусть и выглядел соней.

– Как это, агрессивно?

Сторми избавила меня от необходимости лгать.

– Этот подонок подкатился ко мне, а Одд предложил ему отвалить.

Человек-гриб не выглядел мачо, уверенным в том, что все женщины от него без ума.

Зато Сторми была красавицей, и Варнер без труда поверил, что даже у такого козла, как Робертсон, могло выработаться достаточно гормонов, чтобы он рискнул попытать с ней удачи.

– Чиф думает, что этот парень разгромил церковь Святого Барта, – сменил Варнер тему. – Полагаю, вам об этом известно.

Сторми попыталась увести разговор в сторону.

– Патрульный Варнер, меня замучило любопытство. Если вас не затруднит… скажите, что означает ваша татуировка?

Короткий рукав рубашки едва не лопался на могучем бицепсе. А на руке, над часами, синели три большие буквы: POD.

– Мисс Ллевеллин, так уж вышло, что подростком я спутался с плохой компанией. Входил в молодежную банду. Но вовремя успел вернуться на путь истинный. И за это благодарю Господа нашего. Татуировка – свидетельство принадлежности к банде.

– И что означают эти буквы? – не унималась Сторми.

Он смутился.

– Это грязное ругательство, мисс. Мне бы не хотелось вдаваться в подробности.

– Вы могли бы ее убрать. В последние годы пластические хирурги многому научились.

– Я об этом думал, – кивнул Варнер. – Но решил оставить ее как напоминание о том, в какую пропасть я когда-то катился и как легко сделать неверный шаг.

– До чего ж интересно! – воскликнула Сторми. – Вы – замечательный человек, мистер Варнер. – Она наклонилась к окошку, чтобы получше рассмотреть образец добродетели. – Множество людей переписывают свое прошлое, вместо того чтобы помнить о нем. Я так рада, что нашу безопасность охраняют такие, как вы.

Словесный сироп лился так плавно, что едва ли кто заподозрил бы Сторми в неискренности.

И пока патрульный Варнер купался в лести так же радостно, как ребенок – в теплой ванне, она повернулась ко мне:

– Одд, мне пора домой. Завтра рано вставать.

Я пожелал патрульному Варнеру удачи, и он не попытался вновь донимать меня вопросами. Похоже, забыл о своих подозрениях.

– Вот уж не думал, что ты такая талантливая обманщица, – сказал я, когда мы сели в машину.

– Обман – это слишком сильно. Я немного поманипулировала им.

– После того как мы поженимся, я буду настороже, – предупредил я, заводя двигатель.

– Это ты про что?

– На случай, что ты попытаешься немного поманипулировать мной.

– Святое небо, странный ты мой. Я манипулирую тобой каждый день. И вью из тебя веревки.

Я не знал, серьезно она говорит или нет.

– Правда?

– Разумеется, осторожно. Осторожно и с любовью. И тебе всегда это нравится.

– Неужели?

– У тебя есть масса маленьких трюков, побуждающих меня это делать.

Я включил передачу, но не убрал правую ногу с педали тормоза.

– Ты говоришь, что я побуждаю тебя манипулировать мной?

– Иногда мне кажется, что ты просто жаждешь этого.

– Не понимаю, серьезно ли ты это говоришь.

– Я знаю. Ты восхитителен.

– Восхитительны щенки. Я – не щенок.

– Ты и щенки. Абсолютно восхитительны.

– Так ты серьезно.

– Неужели?

Я всмотрелся в нее:

– Нет. Не серьезно.

– Ты уверен?

Я вздохнул:

– Я могу видеть мертвых, но не умею читать твои мысли.

К тому моменту, как я тронул машину с места, патрульный Варнер уже припарковался около центрального входа в боулинг-центр «Дорожки Зеленой Луны».

Вместо того чтобы вести наблюдение из укромного места в надежде перехватить Робертсона до того, как тот совершит насилие, Варнер устроился у всех на виду. И я сомневался, что чиф Портер одобрил бы такой выбор позиции.

Когда мы проезжали мимо патрульного Варнера, он помахал нам рукой. Вроде бы жевал пончик.

Бабушка Шугарс крайне отрицательно относилась к негативному мышлению, потому что верила: опасаясь пострадать от одной или другой беды, мы фактически навлекаем на себя то, чего боимся, и повышаем вероятность свершения пугающего нас события. Тем не менее я не мог не подумать, с какой легкостью Боб Робертсон мог подкрасться к патрульной машине сзади и прострелить Саймону Варнеру голову, пока тот дожевывал очередной пончик.

Виола Пибоди, официантка, которая приносила мне и Терри ленч в «Гриле» восемь часов тому назад, жила в двух кварталах от Кампс Энда, но ее домик благодаря тому, что она тщательно следила как за участком, так и за самим домом, казался оазисом благополучия в этом неприглядном районе.

Маленький, без изысков, домик напоминал сказочный коттедж на романтических картинах Томаса Кинкейда [44]. Под большущей луной стены дома мягко светились, как подсвеченный алебастр, а фонарь над дверью «выдергивал» из темноты алые лепестки цветов камсиса укоренившегося, который обвивал решетки боковин крыльца и забирался на крышу.